Юлия Михалева - Что скрывает снег [СИ]

Храпел за стеной и помощник гадателя - искалеченный, длинноголовый, от него тоже несло затаенным страхом. Он проводил ночи там, куда никто из нанаев, кроме шаманки, и шагу бы не рискнул ступить - там, где лежали тела для предсказаний.

Белые - очень странные люди.

Дверь заскрипела. В окружении воинов, вернулся гадатель. Он внимательно посмотрел на Гиду и направился прямо к нему.

Похоже, удачный для жертвы день все же настал.

Гадатель оттянул охотнику веки и, заглянув в них, сообщил предсказание:

- Совсем помрет с голоду он тут у вас. Чего вы его вообще держите до сих пор? Верните его превосходительству.

- Ну уж нет! Его превосходство нынче лучше всем обходить другой стороной, - один из воинов, видимо, уточнял детали.

- Так что? Пусть теперь вовсе сгубится?

- Разделяю вашу тревогу, Ефим Степанович. Однако, если мы вернем его в резиденцию, то это вряд ли улучшит его участь. Проще говоря, полагаю, что в таком случае ему и вовсе не жить, - откликнулся черный заклинатель.

- До сей поры в толк не возьму, как такое возможно, - заметил огромный воин, человек-медведь. - Вонючий нанай! От него до сей поры несет рыбой.

- Ну, ты преувеличиваешь, Епифанов. А уж если на то пошло, мы тут все не особо изысканно пахнем. В баню-то и тебе, поди, некогда сходить? А его хотя бы в резиденции отмыли.

- Ершов, ты вот что скажи: что Деникин намерен с ним сделать?

- Полагаю, Ефим Степанович, он думает его просто взять и отпустить. В первый черед, как только придет в управу. Так что - зачем нам ждать?

- Ну... Это уж как-то боязно. А если его превосходство хватится?

- Мы не брались его опекать. Наш долг - предать его суду. А уж если он невиновен, то нам какая забота?

- Не узнать тебя, Ершов. Точно как Деникин заговорил.

Черный человек взял из стола с письменами предмет, размыкающий цепь, и направился к Гиде.

Охотнику стыдно показывать трусость.

- Я не боюсь! Я смелый! Мне совсем не страшно!

- Опять что-то залопотал.

Черный отстегнул Гиду от лавки, снял цепь с ноги, взял за плечи и потянул вверх - дескать, вставай. Упираться больше не имело смысла.

- Где его тулуп?

Один из воинов сходил в соседнее помещение и вернулся с чьей-то одеждой из дома рыжего старика. Ее отдали Гиде еще тогда, когда отправили его в лес.

Черный накинул тулуп на плечи охотнику и вывел за порог. Остановился, отнял руки и показал пальцем в сторону города.

- Уходи! Ты свободен.

Гида понял, но не поверил.

- Иди же!

Черный дружелюбно усмехался, показывая желтоватые, но крепкие зубы.

Они и впрямь передумали.

Вдруг молодой охотник ощутил нечто особенное. Его вес вдруг уменьшился до размеров глупой речной чайки. Миг - и он полетит высоко над лесом, прямо к холмам, домой, к отцу, деду, сестрам, шаманке...

Но как же Друг? Если Гида уйдет, то он убьет себя - и нанай будет проклят до веку. Не найти ему тогда покоя. Нет, так нельзя. Нужно сперва убедить его забрать назад свою страшную клятву.

Аккуратно подвинув в сторону черного человека, Гида зашел обратно.

- Что это с ним? Уходить не хочет?

Черный, вернувшись следом, сделал жест крайнего удивления, разведя в стороны руками.

Гида показал пальцем на лавку, прижал ладонь к щеке и наклонил голову набок. Надо объяснить им сразу, что он ни за что не пойдет на ночь за стену.

- Спать, что ли?

Охотник стал устраиваться на лавке, но отвлекся: женщина из леса успела проснуться, и ей как раз подали ее ритуальную пищу.

Теперь Гида перестал быть жертвой - а значит, смело мог есть все.

- Женщина, отдай!

Гида аккуратно вынул из ее рук тарелку и принялся быстро жевать, зачерпывая рукой. Невкусно - совсем то же самое, что давали в доме хромого старика. Но он настолько проголодался, что охотно бы проглотил даже письмена со стола.

- Ну дела... - изумленно произнес один из воинов, почесывая в голове.

***

- Хозяйка моя намедни полный бак каши наготовила. Полагала, на два дня вперед им хватит, если прежде его превосходительство не вызовет. Куда там: нанай уже четвертую тарелку доедает. Эк его прорвало-то.

- Выходит, сильно понравилось ему здесь, раз домой отправиться не желает.

- Да, дивное дело! Хм... Поглядите-ка, что случается, если слишком много ханшина - этой дешевой пакости - пьют.

Чувашевский из вежливости заглянул, но ничего, способного вызвать интерес, не заметил.

- Если вы позволите, Ефим Степаныч... Не думаете, что этот человек мог покинуть наш мир оттого, что его чересчур сильно ударили обо что-то головой?

- Да, верно - об угол стола в трактире.

- Тогда с какой же целью вы...углубляетесь в дальнейшее исследование?

Фельдшер поморщился.

- Я делаю это ради науки.

Постояв еще немного, наблюдая за работой, Чувашевский вышел в общее помещение. Солнце сегодня светило в окно по-весеннему ярко, согревая если не тело, то душу.

- Светит-то как! Уже скоро к весне пойдет, - заметил учитель, обращаясь к сидевшему за столом полицейскому - брату маленького Ершова, смуглого, курчавого, точно мавр, ученика. Резвого, но не полностью бездарного. Надо будет, вернувшись к урокам, приглядеться к мальчишке получше - из чистого любопытства.

- Угу, - только и ответил тот.

Иногда он проявлял похвальную вежливость, но порой становился истинным букой - вот, как сейчас. А бывало, что и норовил сказать обидные колкости.

Проходя вдоль окон, учитель отметил, что Ершов сгреб со стола какие-то письма и быстро затолкал в ящик.

- Никак вы сегодня на дежурстве, господин Ершов?

- Да, именно так, господин Чувашевский.

Беседа явно не ладилась. Учитель уж думал вернуться в мертвецкую и вновь составить компанию фельдшеру - а то и выпросить у него разрешения хотя бы на четверть часа выглянуть за порог, однако Ершов его окликнул.

- Сколько вы уже у нас, господин Чувашевский?

- Да я уж и счет дням давно потерял. С тех самых пор, как стояла метель. Недели две точно есть, - ласково улыбнулся учитель.

- Да не в управе - в городе...

Чувашевский насторожился, хотя вопрос можно было бы смело счесть вполне невинным.

- Около лет пяти.

- А сами вы откуда будете?

- Из Сибири...

- Позвольте спросить: что привело вас в город?

Походило на допрос. Шестое чувство встрепенулось и громко советовало опасаться солидного подвоха.

Но только как он мог узнать?

Никаких документов, изобличающих Чувашевского, в городе просто не могло иметься... Или же что-то просочилось? Пришло совсем недавно в тех самых письмах, что были так стремительно сокрыты Ершовым в столе?

Приняв, насколько позволяли увечья, исполненную достоинства позу, учитель отвечал:

- Господин Ершов, я, в некоторой степени, идеалист. Меня, как и многих моих соратников по учительскому ремеслу, привела в наш край жажда распространить свет знаний даже на отдаленной окраине нашей великой империи.