Ольга Ракитина - Маятник

— Да говорю же вам: заняты они были очень! Потому нам велели. Посмотрите, говорят, внимательно, все ли в порядке, нет ли где крови, одежды разорванной, каких-нибудь предметов посторонних. Ну, мы свечку зажгли и внимательно все обошли. Но луж крови нигде не было, ни мусора какого. Все чисто.

— А полиция чем занималась?

— Так их там много было, они туда-сюда ходили, разговаривали, бумаги всякие писали. Сумбурно это все как-то было, шумно.

«Так, так, так. Вот неожиданное открытие! — лихорадочно размышлял Шумилов. — Теперь понятно, почему в протоколах осмотра сказано, что в прихожей не было зафиксировано никаких пятен крови. На самом деле полиция их даже не искала в прихожей, ограничившись поручением провести осмотр совершенно посторонним и несведущим людям. Следователь Сакс, может быть, и исправил бы это, да, видать, совершенно упустил из виду. Поэтому составленный им протокол осмотра места преступления — документ, строго говоря, некорректный, формальный. Это обстоятельство может очень помочь Карабчевскому в суде».

— Скажи-ка, Анисим, мне еще раз, — продолжил между тем разговор Шумилов, — с кем именно ты осматривал прихожую, а я запишу для точности.

— Петр Лихачев, скорняк. Адрес: Невский проспект, дом 55, и Авдотья Пальцева, живет в нашем доме.

— Возможно, тебе представится случай рассказать это все в суде под присягой. Не сдрейфишь?

— Я, господин хороший, всю крымскую кампанию прошел, пороху понюхал, — с некоторой укоризной в голосе произнес Анисим. — И в мертвецкой поработал, повидал всякого. Мне ли чего бояться?

Шумилов помнил, что Карабчевский рассказывал ему о том, будто следователь Сакс после явки Семёновой с повинной специально приезжал в ссудную кассу для розыска следов крови в прихожей. Вроде бы таких следов он отыскать не смог. Если в ходе предпринятого им осмотра был составлен особый протокол, то этот документ мог компенсировать огрехи первого протокола осмотра. Но Шумилов был уверен, что Сакс второй протокол не составлял. Зачем его надо было писать, ежели ничего не было найдено? А раз так, то в суде обвинение будет апеллировать именно к тому протоколу, что был составлен в августе 1883-го года, со слов дворника, скорняка и портнихи. И тем загонит себя в ловушку.

Бросив все дела, Шумилов помчался к Карабчевскому.

В конце сентября, после подписания окружным прокурором обвинительного акта, полным ходом началась подготовка к процессу по делу Мироновича. Начало судебных слушаний по делу было назначено на двадцать седьмое ноября.

За пару недель до начала процесса Алексей Иванович направился на встречу с доктором Горским. К этому времени уже было известно, что судебно-медицинскую экспертизу на процессе будет представлять профессор Военно-медицинской академии Сорокин, но Горский также был заявлен в числе лиц, приглашенных к участию.

Встреча с доктором в силу понятных причин могла носить только неофициальный характер и потому была устроена на нейтральной территории — в зимнем саду рядом с Таврическим парком.

Место показалось Шумилову наиболее удобным как ввиду удобства расположения, так и потому, что вероятность встретить здесь знакомых из полицейского ведомства или прокуратуры была ничтожна. Действительно, в предвечерний час под огромным стеклянным сводом зимнего сада почти не было посетителей.

Было удивительно, как среди холода и сырости петербургского климата возникло такое рукотворное чудо — стеклянный дом с экзотическими растениями. В Петербурге кроме этой, городской, оранжереи подобные удивительные уголки тропической природы были практически во всех особняках и во дворцах — Зимнем, Юсуповском, Павловском, Аничковом, в Ботаническом саду. Помимо зимних садов имелись и многочисленные оранжереи, поставлявшие круглый год в богатые магазины на Невском свежие цветы, клубнику, лимоны, мандарины.

Прогуливаясь по усыпанным битым кирпичом узеньким дорожкам, замысловато закрученным среди клумб с пальмами, акациями и магнолиями, Алексей Иванович дожидался доктора. Он знал, что Горский жил на Захарьевской улице, буквально в трех минутах ходьбы от зимнего сада. Горский узнал Шумилова по трости и газете в руках, подойдя, поздоровался.

— Ваше ли письмо было получено мною? — поинтересовался он у Шумилова.

— Точно так, Трофим Аркадьевич, — с поклоном ответил Шумилов. — Я пригласил вас на эту встречу, которая, полагаю, совершенно необходима для нас обоих. Я знаю, что вы были в составе группы врачей-анатомов, осуществлявших вскрытие тела убитой Сарры Беккер.

— Да, это так. Но я должен сразу предупредить, что не смогу входить с вами в обсуждение деталей моей деятельности по долгу службы.

— В этом нет необходимости. У вас на руках моя визитка, на которой четко написано, что я работаю юридическим консультантом, а значит, знаю законы. Также мне хорошо известно, что вы заявлены в числе лиц, подлежащих вызову в суд по этому делу.

— Вы хорошо осведомлены.

— Благодарю. Я осведомлен, кстати, не только в этом вопросе. Я знаю и кое-что другое. Например, то, что существует письмо следователя Сакса, в котором вам предлагается изменить смысл собственного заключения на противоположный… — Шумилов помолчал, предоставляя собеседнику поразмыслить над сказанным. — Надеюсь, вы не станете отвергать тот факт, что получали письмо, в котором следователь подсказывал, будто в своем заключении вы пропустили частицу «не» перед выражением «исключается попытка к изнасилованию».

— Черт возьми… — доктор осекся, не окончив фразы. — Кто вы такой, господин Шумилов?

— Помимо того, что я юрисконсульт «Общества поземельного взаимного кредита», в настоящий момент я представляю интересы присяжного поверенного Карабчевского.

— По-о-онятно, — протянул Горский и удрученно замолчал. Он, видимо, совершенно потерялся и не знал, как себя вести дальше.

— Я лишь хочу сказать, что вам ни в коем случае не следует отрицать факт существования этого письма, — продолжил свою мысль Шумилов. — Боже упаси сказать под присягой, что такого письма не было.

— Я и не думал этого делать.

— И очень хорошо. Потому что это письмо находится у Карабчевского. Если вы солжете под присягой, это будет означать крах вашей карьеры.

Горский поднял руку к лицу, словно закрываясь. Помолчав какое-то время, он спросил:

— Вы не шутите, Алексей Иванович? Не блефуете? — и поскольку Шумилов даже не потрудился ответить на эти вопросы, Горский пролепетал: — Вы меня уж простите, что я задаю такие дурацкие вопросы…

Они некоторое время молча шагали по тропинкам между пальмами, бессмысленно нарезая круги. Наконец, Горский прервал молчание:

— Откуда это письмо у Карабчевского? Я думал, оно потерялось.