Ольга Ракитина - Маятник

Перекрестным допросом Сорокина закончилось вечернее заседание. Был объявлен перерыв до следующего утра.

Кульминацией следующего заседания явился допрос доктора Горского, привлеченного обвинением в качестве свидетеля. Очевидно, помощник окружного прокурора Дыновский рассчитывал подкрепить таким образом экспертизу Сорокина, «смазанную» адвокатами. Горский явно нервничал и не знал, как себя вести. Вместо того чтобы защищать собственную работу. Горский в самом начале заявил, что он «полностью солидарен с экспертизой профессора Сорокина». Это был очевидный ляп, поскольку Горский не присутствовал на предыдущем заседании суда и не слышал заключение Сорокина, а мог судить о нем только по пересказам. Кроме того, доктор совершенно упустил из виду то обстоятельство, что экспертиза профессора прямо противоречит его собственному заключению. Причем Сорокин весьма пренебрежительно характеризовал проделанную Горским работу. Вряд ли эта критика была объективной, и Горский должен был защитить свою профессиональную репутацию. Однако врач оказался до такой степени деморализован происходящим, что полностью отказался от борьбы и склонил голову перед авторитетом профессора Сорокина.

Шумилов помнил, что в протоколе вскрытия тела Горский констатировал гибель Сарры Беккер от асфиксии, хотя и признавал один из ударов в правый висок безусловно смертельным. Если бы не удушение, она скончалась бы от ранения головы, но, вероятно, только спустя какое-то время. Теперь же Горский называл главной причиной смерти ранение головы, а попытку удушения Сарры классифицировал как второстепенное воздействие. Хотя удушение жертвы и было доведено до второй степени асфиксии, сама по себе такая степень не являлась смертельной.

Таким образом, Горский впал в очевидное противоречие заключению, которое готовил сам, а вместе с ним и еще три специалиста, осуществлявшие вскрытие тела.

Однако Карабчевский эти противоречия не упустил. Выйдя для перекрестного допроса на свободную площадку перед скамьей подсудимых, он процитировал доктору его же выводы о'причине смерти Сарры Беккер годичной давности и взял долгую паузу, давая тому возможность вникнуть в смысл услышанного. Затем просто спросил:

— Что же произошло за этот год такого, что изменило ваши выводы, доктор?

Горский был сбит с толку, вопрос застал его врасплох. Шумилов хорошо видел, как забегали глаза растерявшегося врача. Ему надо было как-то выкручиваться, причем срочно.

— Видите ли, здесь налицо субъективность восприятия, вступающая в нетождественное перекрещивание с объективностью изложения…

— Что-что? — с убийственным сарказмом переспросил Карабчевский.

Это был настоящий театр, где разворачивавшееся действие ничуть не уступало шекспировским коллизиям.

— Иными словами, по сути, речь идет примерно об одном и том же, — взял себя в руки Горский, — но выраженном несколько в иной, усложненной и модифицированной форме, — стал он лепетать. — Оба воздействия — и рана на голове, и удушение — были равнозначно смертельны, весь вопрос только во времени, которое повлекло бы наступление смерти… — кое-как, очень коряво выкрутился судебный медик.

Теперь он уже противоречил тому, что утверждал десять минут назад.

Карабчевский, однако, этим не ограничился. Он предъявил суду записку, подписанную помощником окружного прокурора Саксом, в которой доктору Горскому указывалось, что он при подготовке заключения о смерти Сарры Беккер пропустил частицу «не» перед словосочетанием «исключается попытка к изнасилованию». Судмедэксперт признал записку подлинной и она была приобщена к делу как вещественное доказательство. В то время как записку рассматривали присяжные, обвинитель Дыновский сидел, потупившись, опустив взгляд куда-то под стол. Выглядел он чернее тучи.

Карабчевский продолжал методично давить:

— По сути дела, вам, господин Горский, было предложено изменить ваши выводы на прямо противоположные. Как вы восприняли такое предложение помощника прокурора? Как попытку оказать давление?

По залу пробежал ропот. Бедный доктор промокнул лицо платком, выпил воды, потом, собравшись с мыслями, ответил:

— Я воспринял эту служебную записку как рядовой рабочий момент. Я не усмотрел в ней никакого давления, это просто уточнение моих выводов со стороны прокуратуры. И, как видите, мои выводы касательно отсутствия попытки к изнасилованию убитой Сарры Беккер нисколько не изменились.

На него было тяжело смотреть, доктор Горский имел весьма жалкий вид. В эту минуту он, должно быть, чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Он добросовестно попытался подыграть официальной линии, но сделал это половинчато, неловко и неубедительно, вызвав гнев как оппонентов, так и собственных руководителей. Что же в такой ситуации может быть хуже?

Безусловно, важным моментом суда явилось оглашение результатов психиатрического наблюдения за Семёновой и заслушивание экспертов-психиатров. Они представляли науку, во многом ещё мало известную широкой публике, молодую, находившуюся в стадии активного формирования. В России уже были известны труды Ломброзо, одного из отцов криминальной психиатрии. Отечественная школа психопатологии стояла на передовых научных позициях, Санкт-Петербург имел, пожалуй, лучшую в мире систему наблюдения и лечения психиатрических больных.

Для оценки общего психического состояния Семеновой и решения вопроса о ее вменяемости в момент совершения убийства Сарры Беккер были приглашены в качестве экспертов профессор психиатрии Военно-Медицинской академии Леонтьев, профессора Петербургского университета Балинский и Чечот. Все они продолжительное время наблюдали подсудимую в течение предварительного следствия, хотя и делали это разновременно.

Секретарем суда были оглашены данные предварительного следствия, согласно которым Семёнова в 1879-м году провела в общей сложности четыре месяца в психиатрических отделениях двух петербургских больниц, и тогда же была выписана по настоянию матери и под её ответственность «не вполне выздоровевшей». В дальнейшем она ещё раз попадала в психиатрическое отделение, случилось это после попытки самоубийства или имитации оного весной 1883-го года. Врач Диатроптов сделал официальное заявление в полицию о том, что 29 мая 1883-го года его приглашали к Семеновой при её попытке покончить жизнь самоубийством посредством отравления крысиным ядом. Резких признаков отравления он тогда не нашел, предположил имитацию самоубийства и заподозрил наличие у пациентки психического отклонения. По его настоянию Семенову доставили 30 мая в Калинкинскую больницу, где она провела только четыре дня и, не закончив всех назначенных процедур, покинула больницу с явившимся за ней Безаком.