Наталья Александрова - Демон никогда не спит [litres]

— Не бойтесь, — прохрипела майор Ленская, правильно интерпретировав выражение лица свидетельницы, — это не простуда. У меня аллергия на желтые цветы.

— Чего? — удивилась Анна Африкановна.

— Ну да, на пыльцу желтых цветов, — вздохнула Ленская и достала из ящика стола салфетку. — Весной — акация и одуванчики, потом тыквы с кабачками, потом хризантемы и астры…

— Но сейчас-то октябрь на подходе, вроде все цветы отцвели… — оторопела Анна Африкановна, — одни георгины остались, и те скоро померзнут…

— А сейчас у меня аллергия на бумажную пыль! — созналась Ленская и обвела глазами кабинет.

Анна Африкановна не могла не согласиться — бумаг в крошечном помещении было достаточное количество. Пухлые растрепанные папки заполняли стеллаж, лежали сверху между засыхающим цветком непонятной породы и пустым аквариумом, громоздились на подоконнике, скрывая собой электрический чайник, вываливались из ящиков письменного стола и были сложены просто на полу.

Ленская еще раз чихнула и громко высморкалась в бумажную салфетку.

— Форточку бы открыть… — с удивившей саму себя просительной интонацией протянула Анна Африкановна.

— Нельзя, — понурилась Ленская, — мне шею продуло. Вот буквально вчера. Сквозняков очень боюсь…

Анна Африкановна выразительно вздохнула, окончательно уверившись, что сотрудница милиции досталась ей самая завалящая, пустая несерьезная бабенка, невезучая и несчастливая, из тех людей, что и с дивана-то встать нормально не могут, обязательно либо лодыжку растянут, либо в пояснице прострел получат. И на стул влезть они не в состоянии — занавески там поправить, лампочку ввернуть или с полки кастрюлю достать. Обязательно при этом на стуле не удержатся и что-нибудь себе поломают. И спотыкаются вечно на ровном месте, и пальцы дверью прищемляют регулярно.

«Ох, грехи наши тяжкие!» — подумала Анна Африкановна и тут же еще больше расстроилась. Она была твердой убежденной атеисткой, существование Бога не допускала ни под каким видом. Как уверилась в юности, что Бога нет, а его нарочно придумали попы, чтобы оболванивать простой народ, так с тех пор мнения своего не меняла. Но, странное дело, к старости начинала она не то чтобы задумываться о Боге, но хотелось бессонными ночами с кем-то поговорить откровенно, не шутя и не лукавя, получить ответы на некоторые вопросы.

Воля у Анны Африкановны была сильная, она старалась все эти глупости в голову не допускать. Раньше и слова-то такого — «Бог» — в ее лексиконе не водилось, знать не знала ничего ни про Новый, ни про Ветхий Завет, Библию читала только забавную, а вот, поди ж ты, сами собой всплывали иногда в голове «Отче наш» и «Богородица», и слова разные, вот как сейчас, про грехи… Откуда что взялось?

В который раз Анна Африкановна вздохнула и устроилась поудобнее на жестком стуле.

Майор Ленская отложила свои бумажки, протерла очки свежей бумажной салфеткой и посмотрела на Анну Африкановну очень внимательно.

— Ну, начнем, пожалуй…

«Уж давно пора, не дождусь никак», — в раздражении подумала Анна Африкановна.

Показалось ей или нет, что глаза милиционерши блеснули под очками холодным голубым светом?

Далее майор Ленская стала задавать вопросы со скоростью пулеметной очереди. Быстро разобрались с самой Анной Африкановной Лебедкиной — кто такая, год рождения, семейное положение, где живет… Потом Африкановна без запинки ответила, сколько лет она знает Степана Сапогова — очень много, как въехали в эту квартиру двадцать лет назад, Степа еще мальчиком вихрастым был. И мать его, покойница, умирая, очень просила за Степаном присмотреть. Ну так разве за ним усмотришь? Он к тому времени уже вырос, в армии отслужил, женился, потом развелся… После смерти матери своей жизнью зажил, ей, Анне Африкановне, ни о чем не докладывал и душу не раскрывал.

— Пил? — уточнила Ленская.

— Не без этого, — согласилась Анна Африкановна, — но не так чтобы очень…

Ленская кивнула, принимая такой ответ. Портрет убитого вырисовывался перед ней довольно ясно. Жил один, ни жены, ни детей, работал оператором газовой котельной, пил в меру — определенно, у такого человека должно быть что-то за душой, какой-то секрет, как говорится, скелет в шкафу.

— Женщины? — снова задала она краткий вопрос.

— Нет, — старуха покачала головой, — не водил он в квартиру баб, это точно. Степан, он жених-то незавидный был, ни квартиры, ни денег больших. Приличная-то на него не польстилась бы, а шалава какая-нибудь ему самому не понадобилась.

При этих словах Анна Африкановна взглянула на майоршу, и на ее лице появилось вполне понятное выражение — мол, на такую, как ты, и вовсе никакой мужик не польстится.

— Тогда, может быть… мужчины?

Свидетельница производила впечатление довольно крепкой, решительной особы и вполне в здравом уме, так что Ленская решила не церемониться.

— Ну, так ходили к нему мужчины?

— Ходить-то они ходили… — нахмурилась Анна Африкановна, — да только не за тем самым.

— Вот как? — Ленская подняла брови. — Что вы имеете в виду?

— Известно что! — недовольно отозвалась свидетельница. — Чай, не девочка, сама все понимаешь! Только Степа был не из этих самых. И дурью всякой не баловался.

Ленская в сомнении покачала головой, ей многое было неясно. Патологоанатом, исследовав тело, дал однозначный ответ — покойный Сапогов наркотиков не употреблял. Вены чистые, в крови никаких химических веществ, и сам был при жизни крепким и здоровым мужчиной. Опять же способ для бытового убийства нехарактерный.

Там ведь как? Либо в пьяной драке голову бутылкой проломят, либо кухонным ножом в живот пырнут. А в данном случае никакого скандала не наблюдалось, пришел к Сапогову человек, застрелил его и ушел. То есть хотел еще и свидетельницу прикончить, да старуха оказалась боевая, сумела отбиться.

— Что знаю, то и говорю, — буркнула Анна Африкановна, — ходили к нему друзья-приятели. Но насчет пьянок-гулянок — не скажу, чего не было, того не было, лишнего наговаривать не стану. Ну, пива выпьют, поговорят тихонько, да и пойдут себе.

— О чем говорили? Чем он вообще занимался?

— Да говорила же я, не докладывал он мне! — вспылила Анна Африкановна. — А подслушивать я не привыкла! Чем занимался? Дурака валял! За то и помер!

И тут же сморщилась, прикрыла рот рукой и пробормотала растерянно:

— Господи, прости меня, грешную, на худом слове! Царствие небесное Степану-голубчику!

Ленская оторвалась от бумаг и поглядела на свидетельницу с удивлением — ну никак не походила она на богомольную старушку. Гораздо легче было представить ее не в церкви, а на партсобрании. Или на трибуне, призывающей молодежь повысить и улучшить, дать очередное перевыполнение плана.