Юлия Михалева - Невидимые

Отец тогда подолгу находился в отъездах. Каждое возвращение — точно праздник. Он всегда привозил интересности: древние кувшины, обереги, статуэтки. Только трогать не позволял, отчего настроение сразу портилось.

Заплатив извозчику, Бирюлев спрыгнул на землю и огляделся. Сколько лет прошло — а на вид все осталось по-старому. Та же серая, треснувшая от жары дорога — верхний слой сходил с нее крупной чешуей. Те же зеленые кроны над домами. И каменный дом судьи Орлова все тот же. Одноэтажный, несуразный, он походил на сарай. Там, в подвале, Бирюлев и Орлов-младший играли в прятки вместе с сыном кухарки, чем сердили судью:

— Вам пристало забавляться с ровнями, юные господа!..

Переходя на другую сторону улицы, репортер переступил канаву и усмехнулся. Однажды юный Долмацкий — ныне хирург — нашел в ней дохлую крысу. Впечатлительный Бирюлев тут же бросился наутек. Будущий доктор погнался следом, улюлюкая, и изловчился на бегу метко запустить в соседа находкой — отчего потом долго мучили ночные кошмары.

Вот и сам дом детства. Как же сильно когда-то мечталось его покинуть!

Бирюлев остановился напротив и даже почему-то снял шляпу.

Первый этаж — бурая кирпичная кладка, выше — деревянный брус. Всю восточную стену — не минуя водосточную трубу и резные ставни — по-прежнему оплетал дикий плющ. На широких перилах крыльца нежилась на солнце черная кошка.

— Ксс!

Она нервно лизнула лапу и ловким прыжком скрылась в приоткрытом окне.

Бирюлеву очень хотелось взглянуть на людей, живших здесь нынче, но он не решился. Постоял немного и побрел в конец улицы, к темному, давно некрашеному дому Батурина — давнего отцовского приятеля.

Много лет назад там обитал не по годам маленький, робкий мальчишка. Митька. Он всегда опасливо стоял в стороне, не принимая участия в шумных играх.

Бирюлев с трудом отыскал его в памяти — уже после того, как не признал при недавней встрече, хотя фамилия и показалась смутно знакомой. А вот сам молодой Батурин сразу же вспомнил соседского сына, едва тот представился.

Они встретились впервые со времен детства в тот день, когда репортер наведался в дом убитого ресторатора. Дверь опять, как и при прошлом визите, открыл племянник жертвы. И снова — знакомый Бирюлева, хотя на этот раз оказался не сыщиком, а бухгалтером.

Вспомнили прошлое. Репортер поведал свою историю. Батурин, сожалея о потере, рассказал, что и его отец уж несколько лет, как в могиле, куда сошел от болезни. Обменялись соболезнованиями, обсудили убийства.

— Дядя любил необычные вещи. Не столько старинные, сколько странные. Они ему просто нравились видом. Большую часть коллекции батюшки после его смерти дядя забрал себе. Я не возражал — как раз тогда в Европу собирался, не до того пришлось. Сестра и подавно, она… духовное сильнее ценит. Так что у дяди похитили то, что принадлежало отцу.

— Получается, не все жертвы невидимых сами собирали древности.

— Но вы не находите куда большего сходства в другом? Наши с вами родители были не только коллекционерами, но и добрыми приятелями… Послушайте, а что остальные убитые? Они не знакомы?

Бирюлев тогда не понял, к чему клонил собеседник, и лишь пожал плечами.

— Все жили в разных кварталах. Господин Грамс — так и вовсе со мной по соседству.

— Господин Грамс? — оживился Батурин. — Освальд Феликсович? Отец его принимал. Такого не забыть и с годами — больно вспыльчив.

Другие фамилии оказались не на слуху. Записав их, Батурин обещал поискать в отцовских бумагах.

Бирюлев заинтересовался. Он с нетерпением ждал вестей, которые и пришли накануне в записке. Любопытные догадки подтвердились — и нынче репортер прибыл, чтобы их обсудить.

Дверного кольца не нашлось. Пришлось стучать прямо по дереву — глухой, тихий звук. Однако Дмитрий Батурин словно дожидался у входа:

— Вы на диво точны, Георгий Сергеевич! Проходите же, проходите!

В доме пахло ладаном. У иконы горела лампадка.

— Сестра моя истово верит. Это от матери — та уж лет двадцать, как при монастыре. И сейчас она в храме, нескоро вернется. Никто не станет нас отвлекать, — хозяин указал на мягкое зеленоватое кресло и сел поодаль, через кофейный стол. Позвонив в колокольчик, велел принести чаю, придвинул гостю поднос с пирожными:

— Свежие, угощайтесь.

С утра Бирюлев не ел, и потому охотно откликнулся.

— Слыхали? На чугуноплавильном вновь прошла забастовка, — Батурин указал на газету, что лежала на столике, и тотчас же рассмеялся. — О, что это я! Вы, верно, куда больше моего знаете.

Бирюлев покачал головой и потянулся за очередным пирожным.

— Кажется, на сей раз все прошло мирно. Не буянили, спокойно стояли. Сказали, что хотят семьдесят пять копеек в день, а женщины — пятьдесят. Тут сказано, что владелец, господин Свиридов, обещал обдумать их вопрос. На мой взгляд — поступил неверно. Не следует идти на поводу у вымогателей. Сегодня хотят семьдесят пять копеек, а получат их — пожелают семьдесят пять рублей. Согласны?

Репортер был далек от проблем заводовладельца, но из вежливости поддакнул:

— Пожалуй, вы правы, Дмитрий Иванович. Прежний метод куда более подходил.

Странно как-то — обращаться к тому, с кем вместе играл, по имени-отчеству.

Когда сытый Бирюлев откинулся в кресле и достал портсигар, хозяин, отказавшись от папиросы, перешел к делу:

— Вам, верно, не терпится узнать, что я нашел?

Бирюлев энергично кивнул. Батурин достал из-под газеты мелко исписанные листы.

— После того, как вы назвали убитых, я два дня напролет изучал батюшкину корреспонденцию. Нелегкий труд… Но в записях и письмах я отыскал все — представляете — все! — фамилии. Вот здесь я выписал для вас, где, когда и чьи имена встречаются.

Репортер взял переданные бумаги, но просматривать не спешил.

— Как вы можете видеть, мой отец имел приятельские отношения не только с вашим, но и также с господами Павловым — прежним владельцем мануфактуры, Грамсом, Рябининым и Коховским. Более того, из переписки понятно, что все они были не просто знакомы, но и входили в некоеархеологическое общество. Полагаю, для остальных, кроме наших родителей, участие основывалось на личном интересе: род занятий эти господа имели разный.

— Значит, жертвы выбраны не случайно?

Довольный Батурин кивнул:

— Наверняка. Странно, что полиция об этом не задумалась… Наш город не тесен: шутка ли — двадцать пять тысяч переписанных душ. Сколько среди них любителей древностей? Пожалуй, наберется не меньше сотни. Но убиты именно те шестеро, что связаны между собой.

— Сколько же всего участников входило в общество?

— Пока не готов ответить: я искал лишь определенные имена. Но, думаю, мы выясним, — Батурин подался вперед в кресле. — Когда я перебирал бумаги, то вновь встретил опись коллекций. И вот на какие мысли она меня натолкнула. Раз все коллекционеры знакомы, то что, если невидимые ищут у них что-то определенное?