Юлия Михалева - Невидимые

Вспомнились перекошенные рожи. Алекс тоже рассмеялся со всеми.

— Ну, вытащили мы их, связали, у дороги сложили. Пока ломали перегородку, Алекс не утерпел, как всегда — полез внутрь. А там-то, вместо мешков, третий таится! С нами один вовсе зеленый был — чуть ли не в первый раз пошел. Увидал он, как что-то зашевелилось, да как заорет, стало быть, чтобы предупредить — забыл, что по имени нельзя: Алексей! Ну, увернулся Алекс, а и зря: тот, что прятался, как вылез, так сразу в ноги и упал, давай по земле валяться: "Алекс! Алекс!" Круглый такой, при пенсне на цепочке — я тогда, помню, сорвал. Наш ничего не понял, пнул его пару раз — а тот все причитает. Заливается, руки лезет целовать.

— Тоже, поди, связали? — уточнила Аленка.

— Да куда там. Говорю ж — мальцы без ума. Не стали, сперва в повозку полезли. А никаких мешков и нет. Все вывернули — пусто. Как так? А дело к утру. Тут мы уж вязать голосистого взялись — а он еще пуще вопит, да так обиженно. В чем же дело? Ну, разоткнули мы одному из тех двоих пасть, а тот и выдал: дескать, они, оказывается, не мешки, а какого-то иностранного дельца тайно везли, чтобы легавым сдать. Мы-то повозки перепутали. А круглый тот и решил сдуру, что мы за ним пришли. Его, значит, спасать. Алексом его звали. Даже фамилию помню: Топс.

— Не Топс, а Томпсон. Поганая у тебя память, Колесо.

— А что с ними стало?

— Да ничего. Круглый в леса ушел, как понял, что не за ним мы. А тех на дороге так и бросили. Ну, кто по молодости не глупил? С того раза уж перестали отпускать. Ну, а мы все с той поры Алекса только так и зовем.

— А прежде как тебя называли? — спросила, повернувшись, Аленка.

— Да никак — просто Лексеем. Мне тогда было лет шестнадцать.

Маруська никогда таких вопросов не задавала. Думала, наверное, чужеземным прозвищем перед ней красуется.

Рыжая простилась и исчезла в глубине избы. Колесо вновь налил по полной, подмигнул.

— Ну, выпили, теперь говори.

— С Легким я тут опять сошелся, — Алекс пересказал свою историю. — Думал тебя да Медведя взять. Гадину мою найти да после с Легким поговорить… А там — как пойдет.

— С Медведем толковал?

— Не встретил. Где он сейчас?

— Так сразу за плешью. Мелко все у него: щиплет за городом. И у меня тоже не лучше… Устал на мелочи ходить. Возни много, навару мало. А у меня теперь, сам видишь, полна изба.

Колесо выпустил дым в потолок.

— Вернешься?

Об этом Алекс не думал. Зачем? Деньги водились. На легком деле хорошо разжился.

— Надо смотреть… — он тут же сменил тему: — С Медведем часто видитесь?

— Да почти каждое воскресенье. К полудню в "Муське" все и сойдемся.

Пили до утра.

Когда Алекс проснулся, уже настал полдень. Хозяйка передала, что Колесо ушел за Медведем.

Значит, можно сразу идти к ним.

А вот и "Муська" — трактир "Муслин". Десятки раз его жгли — упорно стоит на месте. Сразу отстраивали.

Алекс усмехнулся — словно встретил приятеля. Сколько дел здесь делалось, какие разговоры велись.

Под самым порогом лежал, откинув голову, мужик с курчавой бородой. То ли пьяный, то ли опоенный, то ли жмур. Алекс тронул его носком сапога.

— Свой, — спокойно сказали с крыши.

Незнакомый малец в натянутом на глаза картузе. Он вырезал из дерева, попутно зорко оглядывая окрестности.

По карманам бродяги Алекс шарить точно не собирался. Но спорить лень.

Толкнул дверь трактира, вошел, ощутив едкий запах кислого пива. Немноголюдно: Старый город только просыпался. За ближним столом зевали, ковыряя блины. За дальним, как и много лет назад, играли в карты.

Узнают или нет?

— Алекс! Вот дела! Сколько лет?

Он присоединился к компании. Вспомнил тройку лиц, с остальными представились.

Поняли, что свой, продолжили прерванный разговор.

— Ну так как? По рукам?

— Червонец?

— Ай, не мелочись!

— А я вот и не стану: катеринка!

— На что спор? — спросил Алекс ближнего соседа.

— Дыня вон говорит, что не пойдут больше невидимки на дело. Мол, когда его загребли, пронюхал, что они ищут.

И здесь невидимки? Алекс скривился.

— А я говорю — пойдут.

— Как они так наловчились, узнал? Я тоже хочу.

— Все хотят!

— Кто это? Что за невидимки? — Алекс снова одернул соседа.

Тот развел руками:

— Веришь, нет? Сам не знаю. Думаю, кто-то из своих. Заказ, видно. Боятся, что перебьют, вот и нычатся.

— Ну, Дыня, я на тебя ставлю.

— Так что они ищут? — Алекс отхлебнул принесенное трактирной прислугой пиво. Гадкое, кислое — знакомый вкус.

— Каких-то богов. Якобы, всего пять было таких бирюлек, и все ушли — кроме той, что в участке.

— Откуда знаешь, что пять, Дыня? — полюбопытствовал Алекс.

— Мне сам пес легавый сказал. Он якобы то ли в бумагах чьих-то их нашел, то ли какой разговор подслушал. А может, и то, и то. "Видел говорит, еще такие в Старом городе?" Ага. Так бы и признался.

— А вышел оттуда как?

— Так меня ни за что взяли, да еще — при народе. Я ж не успел. Только в дом — и они. С пустыми руками повязали!

Ну да, конечно. Гнал как дышал.

Сразу вспомнился Тощий с его загадками. Привести бы его в овраг да показать тут. Все равно придется пройтись, о себе напомнить. А так сразу можно двух зайцев шлепнуть — и людей навестить, и на него глянуть — кто тут его узнает да как он сам себя поведет.

Над головой раздался знакомый рев. Алекс широко улыбнулся. Медведь и есть — поднял к потолку вместе с табуреткой, рыча. Но хоть обнимать не полез. Укус Легкого еще не зажил.

Из театра Макара накануне едва не выставили.

Решили, что все они — попрошайки, и уж было выталкивать начали. Вместе с занесенным через порог сундуком.

Перепуганная приемом мать шептала:

— Во что ты нас всех втянул?

— Я от Лексея, — крикнул Макар.

Театральные прислужники вроде как призадумались.

— Ну, смотри. Если врешь — пожалеешь так, что мало не покажется, — наконец сообщил румяный и толстый, тот, что схватил Макара, когда он впервые сюда пришел.

— Я правду говорю, — он старался не смотреть на мать с сестрой. — Велел в пустой комнате нам остаться. То есть… Ну…

— Это что же за комната у нас пустая? Да никак гримерная госпожи Елены? Н-да… — румяный почесал бороду. — Ну, что ж. Проводите этих… людей. И запомните — я тут совершенно ни при чем. Уж Алексей Иваныч как вернется, так пусть ему сами все объясняют…

— Идите, — хмыкнул прислужник.

Не чуя под собой ног, Макар прошел первым, с трудом волоча по полу сундук. Тот оказался тяжеленным.

Комната, и впрямь, совершенно пуста. Голая. Даже стекла в окне нет — заткнули бумагой.

— Ох, батюшки, — всхлипнула мать.

Осмелевший от переживаний Макар, взглянув на нее, потребовал:

— Лексей велел постелю поставить.

Ей-богу, как будто сказал не сам, а кто-то со стороны. Он-то бы точно не посмел.