Константин Бушуев - Садовод

Как и предполагали оперативники, на заднем бампере «Жигулей» обнаружились почти незаметные трещинки, которые могли образоваться от слабого удара о твердый предмет. Например, о бампер другой машины. Понятно, что для пущей уверенности нужна была техническая экспертиза, которая бы подтвердила, что повреждения на «тринашке» образовались именно в результате соприкосновения с машиной свидетеля Андрея, а не с какой-то другой. Да только кто ж ее, экспертизу, проводить-то будет без постановления следователя? Ее и с постановлением могут провести только через неделю. А время дорого.

***

Доставленный в отдел полиции гражданин Кононенко сидел в кабинете капитана Сафронова. Хозяин кабинета уже битый час торговался с ним. Волков сидел в углу, в разговор не вступал, посматривал на задержанного и вспоминал фоторобот, составленный по словам Насти. Нет, явно не этого парня она видела в парке. Как там она говорила? Блинообразная отечная рожа без особых примет. И примерно такое же описание дала соседка Веры Ивановны, встретившая незнакомого парня в подъезде. Сидевший же на стуле Кононенко вполне мог считаться красавчиком, черты лица его отличались живостью и выразительностью, а прическа была выполнена по последней моде. На такого посмотришь и не подумаешь, что он имеет срок по наркотической статье.

Сафронов, очевидно, тоже понимал, что Коля не может оказаться убийцей Веры Ивановны. Сообщником, пособником — да. Но не он бил женщину молотком по голове.

— Еще раз повторяю, Колян, слово пацана даю, — убеждал он, старательно копируя блатные интонации, — если нам поможешь, наказание получишь по минимуму. Мы тебе и явку с повинной сделаем, и помощь следствию, и все что хочешь. Обставим дело так, что будто бы ты сегодня сам пришел к нам и все рассказал про своего кореша, который старуху мочканул. Ты ж не виноват ни в чем, по сути. Ты в машине сидел, напарника своего ждал, чтобы вам быстро-быстро смотаться. Да?

— Нет у меня никакого напарника, — отчаянно юлил Кононенко, — я вообще у того дома случайно оказался. По своим делам ездил, решил срезать, дворами проехать. А там дворы как кишки, блин. Заблудился я, приткнулся к какому-то подъезду, чтоб другую тачку пропустить. Вот, короче, а тут пацан какой-то ко мне в машину лезет, деньги сует, говорит, срочно надо на автовокзал. Пятихатку дал, только вези быстрей, говорит. Я задом сдал, чужую тачку цапанул бампером…

— И поэтому свинтил быстренько, да?

— Ну да, блин. Испугался просто. Я в ДТП не попадал еще, вот и растерялся… И страховки у меня нет, пришлось бы за ремонт той тачки самому платить.

— Да ты мне свою бредятину третий раз втираешь! — прикрикнул Сафронов. — Тут ведь не лохи сидят, а опера. Если кто и лох, так это ты вместе со своим корешем. Вы ж время выбрали самое дурацкое, вас пять человек запомнили. Того парня, которого ты будто бы на автовокзал повез, видели возле старухиной квартиры. А в самой квартире он знаешь, сколько следов оставил? У нас и образцы одежды, и обуви, все есть. И на пассажирском сиденье в твоей «тринашке» эти же следы будут, отвечаю.

— И че? Может, и убил он кого-то, а мне откуда знать? Он попросил подвезти, бабок дал, я и подвез. Это что, преступление?

И опять Сафронов убеждал и убеждал, а Сергей думал, что если вот этого Колю аккуратно приложить резиновой палкой по какому-нибудь чувствительному месту, то он назовет имя своего сообщника весьма быстро. Хоть и отсидел, но не похож он на матерого уголовника, умеющего уходить в глухую защиту. Бить или не бить — вот вопрос…

Неизвестно, как бы сыщики этот вопрос в конечном итоге разрешили, если бы Коля продолжал упорствовать. Условия он для себя выторговал просто роскошные: ни о каком убийстве он ничего не знал, просто его друг, с которым вместе зону топтали, хотел поговорить с какой-то неизвестной бабкой, проживавшей по такому-то адресу, и попросил Колю свозить его туда и подождать у соседнего подъезда. Почему у соседнего? А там место свободное было. Почему задел чужую машину и смылся? А потому, что друг нервничал сильно, кричал «гони!», вот Коля и погнал...

— Черт с тобой, заметано, — с видимым облегчением выдохнул капитан. — Следак тебя дергать не будет, официально свидетелем не пойдешь. Имя друга?

— Вова.

— Фамилия?

— Квашнин.

— Как?!

— Квашнин Владимир Викторович, девяносто четвертого года рождения. Капитан, данные точные, ручаюсь. Мы с ним три месяца в одном отряде гужевались, на проверках рядом стояли.

Опера заинтересованно переглянулись. Им обоим было известно, что непутевого сына Веры Ивановны звали Виктором. Знали они и о том, что в молодости он был осужден на семь лет, освободился в девяносто третьем году и с тех пор в город не возвращался. Мог ли он через год после освобождения обзавестись сыном? Да легко.

Коля Кононенко, получив гарантии того, что никто его не будет привлекать к ответственности за пособничество, стал заметно более откровенным. Поведал, что в колонии ему поначалу приходилось несладко. Поставить себя не сумел, наладить отношения не смог ни с блатными, ни с администрацией. Попробовал было найти себя на производстве, но продержался там всего неделю, так как оказался полностью непригоден к физическому труду. Несколько месяцев исполнял обязанности дневального по отряду, носил позорную «красную» повязку, мыл полы и выносил мусор. Внешность он имел смазливую, но, с точки зрения зэковской братии, отнюдь не мужественную, и это чуть было не стало причиной перевода Коли в касту «опущенных». Нашлись в отряде двое бывалых уркаганов, которые положили глаз на его фасонистое тело, и не миновать бы Коле психологической травмы, если бы за него не заступился Вова Квашнин, месяц назад заехавший в отряд. Несмотря на юный возраст, срок он отбывал по уважаемой в уголовном мире статье, за участие в вооруженном грабеже. В отличие от хлюпика Коли, был крепкой комплекции, напрочь лишен интеллигентских комплексов и слабостей и потому сумел занять свою нишу в лагере. Вова поговорил с блатными, и от Коли отстали. Спасенный парень не ведал, зачем этот плоскорожий отморозок помог ему, но предполагал, что услугу придется отрабатывать. До конца срока он шестерил на Вову, оказывал всяческие мелкие услуги, но время для настоящей благодарности пришло позже.

В октябре прошлого года, когда Кононенко освобождался, Квашнин еще оставался в колонии. Обменялись контактами, договорились встретиться. Коля, в принципе, не возражал против дальнейших дружеских отношений: будучи по натуре ведомым и несамостоятельным, он нуждался в сильном и наглом товарище, который и защитит, и в выгодное дело возьмет, если будет случай.

Следующая их встреча состоялась только в марте, когда Вова приехал в город. Несколько раз соображали на троих в квартире Колиного брата, который если и был против таких гостей, то виду не подавал. Квашнин о себе рассказывал мало, ни о чем не просил. А вот на прошлой неделе, в четверг, взял да и попросил.