Майк Гелприн - Фантастика и Детективы, 2014 № 10 (22)

— А ты, — обратился он к бабке Куну, кивая на деревянный гробик, — заштопай младшего брата.

Вакджкункаг искупался в заливе Грин-Бей.

Его тело впитало отходы комбинатов, ощутило губительную вибрацию гидростанций. Оно помнило, каким был Мичиган. Эта разница осела в нутре краеугольным камнем, от которого спёрло дыхание. До Милуоки его подбросил дальнобойщик из Небраски, Том Хогард. От него разило водкой и потом, он растрепал молчаливому «вождю» последние новости, похвастал новой фурой и фотографией подруги. Он ощупал шины, блестящий металл и брезент, вволю нанюхался выхлопом из чадящей трубы и дымом сигарет. Это опьянило и отравило Перворожденного. Древний индеец и дальнобойщик съели по «гриль-чикену» в забегаловке и отведали растворимый кофе. Вакджкункаг изучал снующих официантов и меню. Он не видел охотничьего азарта, быстроты ума и верности глаза. Стрелы не жужжали, не падали, как срубленные, олени, не рычали гризли, валя деревья и нарываясь на колья, не срывалась с удилища пойманная рыба. А главное — Вакджкункаг не чуял крови.

В мясе не было крови. В воде не было реки. В салате не было земли.

— Это синтетика, братан, — говорил раскрасневшийся Хогард. — На каждого не напасёшься настоящего мяса! Ты словно только родился.

На прощание Том попросил что-нибудь индейское. Костяной амулет, пучок трав, сушёный череп — ну, оберег от злых духов. Вакджкункаг дал ему двадцать баксов. Линкольн — лучший амулет для белого. И против белого.

Перворожденный окунулся в толпу горожан, самое бестолковое племя, которое ему доводилось видеть. Он быстро познал связи людей и предметов; на него давило плотное облако финансов, бухгалтерский дух, изгнавший отовсюду живые эссенции. Это единственное великое изобретение людей против матери-земли билось в разрядах между небоскрёбами, окутывало смогом мегаполис, не щадя скверы, школы и пышные соборы — наоборот, процветая в них. Эта сила глядела отовсюду; она отталкивала чужого, отчего Вакджкункаг чувствовал себя достоянием глубокой древности. Случай подтвердил это: гость наткнулся на подростка, горланящего об «исцелении с наилучшими льготами». Его чудная одежда называлась рекламным щитом. Вакджкункаг купил щит за доллар и понёс подмышкой: современное оружие придётся кстати. Явившись на Пятую Гражданскую, он попал в аптеку, где познакомился с местным целителем. Он перещупал сотню тюбиков, упаковок и баночек, но так и не притронулся к матери-земле, и ответ возник из памяти: «синтетика, братан». Он расчихался из-за лекарств, не успел опомниться, как купил назальные капли и пакетированную морскую соль для промывки носовых пазух.

Найти офис «ПайнерВудс» не стоило большого труда.

Судя по количеству выпивших людей, высыпавших к вечеру из здания, корпорация праздновала удачную сделку. Вакджкункаг приготовился к битве; пирующий враг — большая удача. Он отложил сумку с часами, что отмеривали свободу племени, приоткрыл заплечный короб и облачился в щит. Два квадратных куска фанеры, скреплённых проволокой, превратили Перворожденного в паладина под стягом рекламы: он ощутил поддержку нового бога за плечом и проникся его сутью. Вскоре на Перворожденного обратил внимание патруль. Полицейский проверил у «эмигранта» документы, и здесь вождь виннебаго не подвёл: подделка сработала.

…Вакджкункаг узнал Боргевича, сопровождаемого охраной. Это был полнеющий смуглый мужчина в тёмных очках. Он излучал силу; он скользил. Ему сопутствовала бесовская удача, злобная непоколебимая уверенность — и всё это под прикрытием денежной пачки. Вакджкункаг и моргнуть не успел, как Джонни с эскортом нырнул в машину и укатил веселиться.

Перворожденный пошёл по следу.

Энди Митчелл встретил сына, лёжа в постели. Будущий вождь виннебаго прилетел из Китая, с международного форума, посвящённого исчезающим народностям. Они говорили о мелочах. Сын видел больного стареющего отца. Стив Митчелл спросил: «Пап, ты отдал часы в ремонт?». Старый коршун ответил птенцу: «Да, их скоро починят».

Во дворе тлели угли.

…как пляшет в сверкающих молниях феникс — дикая кровь виннебаго.

Джонни Боргевич дёрнулся вон из гостиной, но Вакджкункаг вцепился намертво. Его щит спереди рекламировал магазин железных дверей на Гувернер-стрит, сзади — аптеку на Пятой Гражданской.

— Я видел город, — сказал Перворожденный. — Я слышал биржу. Гость города твоего — я отравлен.

Он сорвал часы с запястья Боргевича. Тот отшатнулся, нелепо взмахнул руками, споткнулся о Каму.

— Зверь и шлюха, — показал Вакджкункаг, — в извечной борьбе, ведь оба ненасытны.

Его младший брат мог бы диктовать Каме до судного дня. Самая дорогая американская проститутка, в свою очередь, врубила шестую передачу и не собиралась сдаваться.

— Пепел цветочного лучника бьётся и в моём сердце, — индеец толкнул Джонни. — Идём на кухню, услужи гостю.

Акционер «ПайнерВудс» попытался прийти в себя. Его не запугать тренированной змеёй и индейским ниндзя. «Кольт» лежит в кармане пиджака в прихожей. Очень хочется жить.

Иллюстрация к рассказу Игоря darkseed Авильченко

— Я могу дать большой выкуп, — собрался он. — Мы же деловые люди…

— Да-да, — перебил Вакджкункаг, — мы оба связаны обязательствами. Ты — законами федерации, Висконсина, своей собственной компании. Я связан волей Громовой Птицы. Ты виляешь, дьявол, и вертишься. А я просто прошу: оставь землю виннебаго.

— Окей, надо сделать пару звонков, — Джонни встал, Вакджкункаг не пытался его остановить.

— Ты сумасшедший, — сказал Боргевич, возвращаясь и целясь в индейца. — Твою мать, это даже весело!

Он взял бутылку вина, сбил горлышко о край стола и плеснул по бокалам.

— Как ты сюда попал?! — он выпил залпом, не спуская глаз с Вакджкункага, и налил снова. — Зачем этот прикид? Ты киллер индейский?

Перворожденный сделал шаг к Джонни. Новый бог за его плечом одобрительно кивнул.

— Давай, дружище, — сказал Боргевич и выстрелил.

— Это же двери «Уоллен»! — постучал по фанере Вакджкункаг. — Закалённая сталь, а какие петли! Между прочим, купил бы ты их сегодня — получил бы бесплатную доставку. Но это не выход: всё равно я влез через балкон.

Вторая пуля срикошетила от рекламного щита и чуть не задела Джонни. Реклама неуязвима, она протянула, обвила щупальцами-эманациями и заточила Вакджкункага в прочнейший кокон связей.

— Бренд «Уоллен», — распалялся Перворожденный, — это Двери с большой буквы, символ надёжности и личного пространства, мембрана между грязным миром и домашним уютом.