Татьяна Устинова - Одна тень на двоих

Значит, что-то могло быть в этом блокноте, что показалось ему угрожающим? Или не так? Может, он просто знал про этот блокнот и решил подстраховаться?

Если так, значит, время надписей на стенах и окровавленных рубах в кровати прошло. Значит, настало время действовать по-настоящему. Значит, следующий труп будет его, Данилова.

Или… Или…

Марта.

Единственная из всех.

Сердце стремительно и неудержимо разбухло, как воздушный шар, надутый гелием, поднялось и остановилось в горле.

«Это невозможно», – сказал он себе, чувствуя, как сердце шевелится и перекатывается в горле, очень горячее и большое. Сказал, потому что испугался.

Так испугался, что даже вздохнуть не смог, и разбухшее сердце не пропускало воздух.

«Возможно», – возразил ему его собственный разум.

Тот человек ненавидит тебя. Ненавидит, ненавидит, мерно повторило сердце. Что нужно, чтобы уничтожить тебя – так, чтобы ничего не осталось? Не убить, а именно уничтожить?

Марта.

Данилов осторожно поставил клавиатуру на стол и вытер висок. Паника нарастала неудержимо, и он знал – еще чуть-чуть, и он не сможет ее контролировать. Вытащил из кармана телефон и нажал кнопку – только одну. Номер Марты был записан в телефонных мозгах, как сама Марта – в даниловских.

Возьми трубку, мысленно приказал он ей, как только начались гудки. Он знал, что ее телефон уже определил номер его телефона и теперь она раздумывает, отвечать или не отвечать. Если только с ней все в порядке и она еще может раздумывать.

Возьми сейчас же.

Гудки продолжались, и сердце уже разрывалось, и все труднее становилось дышать.

«Абонент не отвечает, – прервав гудки, доверительно сообщил ему из трубки чужой голос, – или временно недоступен. Попробуйте…»

– Я уезжаю, – сказал Данилов в сторону своего кабинета и поднялся. Таня вышла из стеклянной двери, посмотрела на него и вдруг сделала шаг назад, как будто собиралась убежать, и с размаху плюхнулась на стул. – Если что-то срочное, я на мобильном. У вас есть телефон капитана Патрикеева?

– Андрей Михайлович, что случилось? – пробормотала Таня.

– У вас есть телефон Патрикеева?

– Не-ет.

– У меня на столе записка с номером. Ира, пожалуйста, позвоните ему и уточните, будут ли они опечатывать дверь и кто из нас должен при этом присутствовать. Я думаю, что не станут. Таня, позвоните мне вечером, я скажу, будем ли мы завтра работать. Ира, свяжитесь с Сашиными родственниками и спросите, не нужна ли наша помощь. Не финансовая, а… человеческая. Финансовую я предложу сам. Все понятно?

В первый раз в жизни ему было все равно, понятно сотрудникам или непонятно. Не глядя он натянул пальто и вышел из офиса.

Руки были мокрыми и неприятно скользили но рулю, и на светофоре он старательно натянул перчатки. Мать всегда сердилась, что у него влажные руки.

Как у лягушки.

«Что такое с твоими руками? Что ты ими делаешь? Разве можно играть на рояле такими руками?»

Маленький Данилов часто рассматривал свои ладошки, пытаясь понять, почему они не нравятся матери и что он должен сделать, чтобы они ей понравились. Он стал вытирать их о штаны, и, заметив это, мать всякий раз шлепала его по рукам. До сих пор в ее присутствии ладони иногда начинали сильно гореть.

Когда он перестал играть, – они стали сухими, и он даже забыл, как это – влажные ладони.

До Марты было далеко – много светофоров и пробок в центре Москвы. Он еще раз набрал ее номер и еще раз выслушал предложение перезвонить позже.

«Если с ней что-то случилось, я перестану существовать, – подумал Данилов спокойно. – Я не умру, конечно, что за глупости. Меня просто больше не будет».

В машине было холодно, а он позабыл про отопитель. Дыхание оседало на стекле, как будто стягивало его белесой пленкой, и время от времени он тер стекло, разрывая пленку.

Если с ней все в порядке, господи, я в тебя поверю. Правда. Я никогда в тебя не верил, и очень гордился этим, и знал, что, кроме физики, химии и биологии, на свете нет ничего, во что можно было бы уверовать, но если с ней все в порядке, я поверю. Я знаю, что меня не за что любить, господи, и ты, наверное, тоже меня не любишь, но она ни при чем. Пусть с ней все будет в порядке. С ней и с лысым и мягким мышонком, о котором я не знал, что он – мой.

Не ради меня. Ради нее самой. Пожалуйста.

Он просил и ужасался тому, что просит, и ничего не мог с собой поделать. Он знал, что одному – без того, с кем он разговаривал и кого просил, – ему не справиться.

Поставить машину было, конечно, негде, и, не думая ни о чем, Данилов бросил ее посреди дороги, включив аварийную сигнализацию.

За чистым стеклом раздвижных дверей, дико и нелепо пристроенных к крылечку старого отреставрированного особняка, угадывалась просторная умиротворенная приемная, со стойкой из мрамора, с кожаной мебелью и всеми необходимыми символами достатка и процветания.

– Как мне увидеться с Мартой Черниковской? – спросил Данилов пиджачно-официальную барышню, восседавшую за стойкой. Сильно пахло кофе и духами, и искусственная елка сияла в середине чистого плиточного пола – маленький плезир всем работающим здесь иностранцам, привыкшим ждать Рождества с апреля.

– Вы договорились о встрече? – спросила барышня деловито.

– Нет. У нее не отвечает мобильный телефон, и я не смог с ней связаться.

– Одну минуточку, пожалуйста.

Охранник с заправленным за ухо витым шнуром микрофона пил кофе и смотрел в чистое стекло. Данилов воспринимал все окружающее так остро, что у него болели глаза. Он не знал, найдет ли барышня Марту. И не знал, что станет делать, если не найдет.

И не знал, сможет ли он ждать, пока она наконец ее разыщет!..

Он шевельнулся, и барышня подняла на него любезный взгляд.

– Еще минуточку, пожалуйста.

Барышне было наплевать, на месте Марта или нет.

Она еще послушала, кивнула и положила трубку.

– Она уехала в банк на проверку, – сказала она Данилову, – должна сейчас вернуться. Может быть, вы подождете или оставите ей сообщение?

– Передайте, пожалуйста, чтобы она перезвонила Андрею Данилову, – выдавил он сквозь перехваленное спазмом горло, – это очень важно. Пожалуйста.

– Конечно, – с некоторым удивлением произнесла барышня и вдруг пристально на него взглянула. – Может быть, все-таки подождете?

– Нет, – отказался Данилов, – спасибо.

Он прошел вестибюль и вышел на улицу, стараясь дышать глубже. Дышать было трудно.

– Данилов, ты что? Отупел? – бросила в лицо ему Марта. – Ты зачем машину посреди дороги оставил? Ни пройти, ни проехать!..

Она стояла на тротуаре прямо перед ним в длинной белой шубе. У нее были короткие волосы и розовые щеки. В одной руке она держала коробку с тортом, а в другой портфель. Данилов увидел все это словно со стороны.