Марина Серова - Раб лампы

— А девушки с ним — пальчики оближешь! — отметил Маркарян.

— Особенно та, рыженькая.

— Да? — удивился Маркарян. — А мне больше понравилась та, с задницей… ну, в синем платье. Мы потом с ними в бассейн пойдем купаться! — Тут он воззрился на меня так, как будто видел впервые, и проговорил осторожно: — Ты на меня не обижайся, Женька… ты — красивая, только я тебя не воспринимаю как женщину. Как-то я не привык, чтобы мой личный охранник был женщиной, ну и… не воспринимаю. Вбилось в мозги, и…

— И совершенно правильно, — сказала я. — Мы же с тобой вместе не потому, что хотим пожениться, а потому, что я должна обеспечить твою безопасность. А для этого вовсе не обязательно подчеркивать разницу полов.

— Угу, — сказал Маркарян. Сытый желудок брал свое: именинник начинал задремывать.

Правда, полежать ему долго не удалось. В дверь постучали, и вошел высоченный Ашот, начальник охраны.

— Гамлет Бабкенович, гости просят, — вежливо сказал он. — Вы уж потом отдохнете, как положено.

— Э-э! — воскликнул Маркарян. — И нэт нам покоя, черт побери!

К восьми часам празднество начало переходить в новую фазу. После торжества, сопровождаемого обильной выпивкой (в плане которой особо усердствовали, как отметила я, сам именинник, а также Вова Крамер), гости разбрелись по дому, решив заняться тем, что кому по душе. Кое-кто остался за столами (а двое или трое — под столами), многие предпочли оккупировать бильярдную, в которой располагалось пять столов для русского бильярда, три стола для пула, то есть американского бильярда, и роскошный бар, в коем были представлены все виды спиртных напитков в практически неограниченном количестве. Кое-кто пошел играть в кегельбан, кто-то направился в сауну и бассейн.

Я не сводила глаз с Маркаряна. Честно говоря, он был сильно пьян. Кроме того, из моей головы упорно не выходило длинное продолговатое лицо со свисающими прядями черных волос, мутный взгляд и высокий дребезжащий голос: «Обои с желтыми бабочками на красном — это, по-моему, ужасно. Согласны?»

Откуда, ну откуда этому типу из двенадцатой квартиры известны такие подробности? Значит, он был здесь? Но кто сюда пустит такое чучело? Едва ли, едва ли! Мысленно я решила, что по возвращении в Тарасов нужно насильно умыкнуть в больничку этого парня из двенадцатой и обследовать по полной программе!

«Однако же, — думала я, — верно, сходные мысли были и у Карасева с Феоктистовым, и вот — Карасев убит, а Феоктистов попал в больницу, и выберется ли — пока неизвестно».

— Как бы сам Гамлет Бабкенович не начудил, — пробормотала я, следуя в извилистой кильватерной «струе» траектории Маркаряна-младшего, — а то вон он как за праздничным обедом, то есть за ужином… набрался. На свежие дрожжи плеснул! Не дай бог, еще этот Кругляшов проклюнется, тогда вообще пиши пропало!

Впрочем, худшие мои предположения не оправдались: Кругляшов так и не появился. А Маркарян, выпив еще немного водки и виски сверх своих обеденных норм, не стал больше злоупотреблять алкоголем и пошел играть в бильярд. Тут он удостоверился, что не может даже толком попасть кием по шару, не говоря уж о том, чтобы загнать последний в лузу. Хотя, надо признать, Гамлет Бабкенович изрядно паясничал, кроме того, он омерзительно играл в бильярд и в кристально трезвом виде.

Поняв таким образом, что его присутствие в бильярдной совершенно излишне, он присоединился к группе гостей, которой сам Бабкен Борисович, раскрасневшийся от застолья отец хозяина, решил показать дом. Собственноручно выступив в роли гида.

Важный пузатый гость с фамилией Пугачев (как оказалось, он был из соседнего города, из Самары) и его тень с диковинным именем Савва Николаевич также были в группе «экскурсантов».

Здесь же вились Вова Крамер и две или три его модели.

Забрели в тир, по совместительству являвшийся и кегельбаном. Маркарян взял в руки пистолет, водрузил на голову наушники и несколько раз выстрелил в мишень, висевшую примерно в тридцати метрах от него.

Результаты оказались неожиданными даже для него самого.

— А вы прилично стреляете, Гамлет Бабкенович, — проговорил Пугачев, рассматривая в бинокль пораженную Маркаряном мишень. — А что, Савва Николаевич, постоим за честь Самары, а?

Тот молча кивнул, взял в руки пистолет и, тщательно прицелившись, трижды выстрелил. Я не спускала с него глаз.

— Ну-с, Бабкен Борисович, потрудитесь посмотреть, — торжественно объявил Пугачев. — Как по заказу. Три из трех! Все в десяточку. Лучше, чем ваш сын. Но Гамлет Бабкенович для предпринимателя стреляет просто поразительно. Ничего не скажешь!

Бабкен Борисович помрачнел: вероятно, его сильно задело, что телохранитель заезжего бизнесмена оказался более классным стрелком, чем его сын. А сам Маркарян-младший качнул головой, и его взгляд медленно пополз по лицам столпившихся за его стеной гостей, на секунду остановился на бледном лице рыжеволосой модели, в ухо которой отчаянно заливал какую-то апокалиптическую чушь изрядно пьяный Вова Крамер, а затем его взор упал на меня. Какая-то губительная нерешительность промелькнула на властном лице Маркаряна, а твердая сардоническая складка губ дрогнула и распустилась в жалкой, кривой полуулыбке. Он качнулся вперед и, словно чувствуя на себе чей-то буравящий взгляд, негромко произнес, уже не смотря на меня, но таким тоном, что все поняли, кому адресованы эти короткие смятые слова:

— Ну что… может, ты… Женя.

— Э, щаз я тряхну стариной, — вдруг прогрохотал Вова Крамер, которого никто ни о чем не просил.

И, поставив на пол недопитую стопятидесятиграммовую бутылочку виски, двинулся к стойке тира. Маркарян задохнулся от неожиданности и открыл было рот, чтобы возразить представителю модельного агентства, но в этот момент кто-то выкрикнул тонким женским голоском:

— А покажи им, Вова! Помнится, как-то раз, когда с хозяином ездили, ты на охоте… мы с тобой неплохо уложили кабана. То есть…

— Это в-верно, — проговорил Крамер и, отодвинув попавшуюся на пути к тиру девицу со словами: «Уйди, старушка, я в печали», — взял в руки пистолет.

Маркарян-старший недоверчиво посмотрел, как пляшет в руках подвыпившего актера ствол, и выговорил:

— Ну попробуй. Только если не попадешь… Поставишь крест на многом, дорогой. Не люблю я проигрывать.

— Не говори под руку, Борисыч, — пробормотал Крамер и, вытянув вперед руки с зажатым в них пистолетом, внезапно застыл, как влитой. Дрожание его рук внезапно прекратилось, уступив место сосредоточенной, упругой окаменелости, за которой угадывалось напряжение натренированного, опытного стрелка. Стрелявший только что Савва Николаевич пристально посмотрел на Крамера и отвернулся…