Сьюзен Льюис - Горечь моей надежды

Милли кивнула и перевела взгляд в угол, где когда-то стоял ее кукольный домик. Впрочем, уже в следующий миг она снова смежила веки. Голова безвольно упала на грудь.

Алекс осторожно запрокинула ей голову на подушку. Оставив даже самую крошечную надежду расспросить Милли о своей матери, она просто взяла в свою хрупкую старческую руку. Сейчас Милли где-то далеко, в своем мире, и было бы нехорошо терзать ее вопросами, которые лишь еще больше собьют ее с толку.

– Мне будет недоставать тебя, Милли Кейс, – тихо сказала она. – Ты для меня самый близкий человек. Надеюсь, ты это знаешь. Ты тоже, сколько я себя помню, давала мне возможность ощутить себя твоим другом.

Взяв с подоконника коробку с бумажными носовыми платками, Алекс вытерла слюну, что уже начинала капать из уголка беззубого рта. Ей тотчас вспомнилось, как Милли в детстве вытирала ей рот, измазанный шоколадным пирожным, а позже учила его печь. Кто как не Милли помог ей вышить слово «Прищепки» на сумке, которую они сшили вместе. Она же показала ей, как правильно сажать на грядке или клумбе растения, чтобы почва полностью закрывала корни. Милли искренне радовалась, когда Алекс приносила из школы хорошие оценки, и всегда была готова выслушать ее рассказ о том, как прошел школьный день. Она ни разу не повысила голос на Алекс, даже если та залезала на слишком высокое дерево или имела дерзость, оставляя после себя след примятой травы, прокатиться на велике через весь газон.

Кстати, задумалась Алекс, а у Отилии есть велосипед?

– Я постараюсь при первой же возможности навещать тебя на новом месте, – ласково пообещала она, – и, конечно же, буду писать тебе письма. Надеюсь, сиделка или твои племянница с племянником будут тебе их читать. Они уже ждут встречи с тобой. Вот увидишь, там ты будешь окружена заботой и вниманием.

Сказать по правде, она сильно сомневалась. Однако ей хотелось в это верить. И, куда важнее, надо, чтобы Милли тоже в это верила, если, конечно, старушка хотя бы смутно понимает, что с ней происходит.

– Твои вещи уже в пути. Думаю, к тому времени, когда ты туда приедешь, они уже будут тебя ждать, чтобы ты сразу почувствовала себя как дома. Насчет дороги тоже не беспокойся, хорошо? Врачи «Скорой помощи» присмотрят за тобой. Время от времени в пути будут остановки, чтобы ты могла выпить кофе и сходить в туалет.

И как же Милли это сделает? Она ведь не способна справить нужду без посторонней помощи. Наверно, об этом уже подумали, решила Алекс, и теперь на Милли надето сразу несколько памперсов.

– Я рада, что ты не понимаешь, что происходит. Потому что тебе вряд ли бы это понравилось. С другой стороны, зная твой характер, я не сомневаюсь, что ты найдешь в этом и смешную сторону.

Милли судорожно вздохнула и шамкнула беззубым ртом.

– Не могу найти мои зубы, – проскрипела она.

Алекс заглянула к ней в ридикюль. Аккуратно упакованные в футляр, зубы обнаружились на самом дне. Алекс уже было собралась успокоить старушку, но тут вернулась сиделка.

– Милли, за тобой уже пришел шофер, – сказала она и погладила старушку по голове.

Милли шмыгнула носом и попыталась приподнять голову.

– О, как это мило, шофер! – пропищала она. – Надеюсь, он в цилиндре?

Алекс и сиделка обменялись улыбками.

– О да, он непременно его наденет, если ты попросишь, – ответила сиделка и повернулась к Алекс: – Не хотите выкатить ее вниз?

Алекс встала и взялась за ручки кресла-каталки. С каждым шагом становилось все тяжелее на душе. Ей казалось, что теперь, когда она знала о том, что ее ищет родная мать, ей будет к чему стремиться, а значит, и легче попрощаться с Милли. Увы, все оказалось с точностью до наоборот.

– Вот увидишь, с тобой все будет хорошо, – сказала она, целуя пергаментный лоб Милли. Затем один из фельдшеров поставил коляску на пандус и через заднюю дверь вкатил ее внутрь салона. На самом верху он на прощанье развернул Милли лицом к Алекс. Старушка подняла костлявую руку и помахала ей. У Алекс едва не разорвалось сердце.

– Желаю тебе хорошо провести время в Мексике, – дрожащим голосом сказала она. – И не забудь прислать мне оттуда открытку, хорошо?

– Благослови тебя господь, – прошептала Милли, – ты моя красотуля…

Алекс всхлипнула, двери машины закрылись, а в следующий миг «Скорая» уже выезжала за ворота.

Алекс осталась стоять на тротуаре, провожая машину взглядом, пока та не скрылась из вида. Сердце подсказывало ей, что Милли она больше никогда не увидит.

Было нечто холодно-равнодушное в том, чтобы сразу же взяться за дела, как будто отъезд Милли мало что для нее значил – так, еще одно мероприятие, которое ей удалось втиснуть в свой плотный утренний график. Но Алекс знала: единственный способ не дать печальным мыслям взять над собой верх – это загрузить себя под завязку делами.

Сидеть дома, размышляя о прошлом, в ожидании, когда ей позвонят тетка или мать, – значит терзать себя еще больше. Поэтому, вернувшись в машину, она, как и планировала, покатила в супермаркет, намереваясь по дороге сделать крюк и проехать мимо дома Уйэдов. Так, на всякий случай.

На случай чего, она не решилась бы сказать.

Пока она въезжала вверх на холм, плотный поток машин не давал ей возможности сбросить скорость. Так что она проехала мимо их дома. Оставалось только гадать, что сейчас происходит в его стенах. Тотчас вспомнилось, как Отилия хотела вчера остаться у нее, как потом помахала ей с верхней ступеньки лестницы. Как жаль, что сегодня ей никак не попасть в тот дом. Неужели Отилия подумала, что она ей безразлична, более того, что Алекс бросает ее? А может, ей не так уж и плохо с родителями, как это может показаться со стороны. Алекс очень хотелось так думать, но убедить себя в этом, увы, не получалось.

Она провела в супермаркете всего несколько минут, а ее уже мучали сомнения, покупать ли вино, которое ей явно не по карману, ради женщины, которая неизвестно, позвонит ли вообще, не говоря уже о том, что приедет. В конце концов, решив, что бутылочка красного и бутылочка белого никогда не бывают в доме лишними, она продолжила наполнять корзину, продолжая ломать голову над тем, а стоит ли ей вообще затевать какое-то угощение. Не получится ли так, что она лишь искушает судьбу?

Вдруг мать даст о себе знать лишь через несколько недель? Тогда зачем ей закупаться сейчас? Вдруг она вообще больше о ней не услышит?

Понимая, что угодила между молотом и наковальней сомнений и самоедства – что явно не приведет ни к чему хорошему, – она предпочла переключиться на другие вещи.

Увы, по мере того как минуты превращались в часы, страх, что мать ей так и не позвонит, постепенно уступил место ощущению беспомощности, а потом и злости. Если в самом начале ей рисовался святой образ, этакое олицетворение доброты и тонких душевных струн, то теперь ее все сильней охватывало разочарование, отчаяние и ощущение собственной неприкаянности. В конце концов, ее мать смогла бросить единственного своего выжившего ребенка и потом целых двадцать пять лет ни разу не дала о себе знать, не говоря уже о том, чтобы поинтересоваться ее судьбой. Что это за человек такой? Безусловно, на момент принятия решения она по-прежнему пребывала в шоке от пережитого ужаса, но теперь? Скорее всего, это жалкое, трусливое существо, лишенное всякого самоуважения. Иначе прожила бы она всю свою жизнь, цепляясь за чудовище и всячески оберегая его от законного возмездия? Монстра, чьи руки по локоть в крови ее родителей, сестры, невинного молодого человека и даже собственного сына.