Сьюзен Льюис - Горечь моей надежды

Если это так, то почему теперь мать решила, что ей ничего не грозит и она может напомнить о себе дочери? Единственное разумное объяснение – отца больше нет в живых. А если что-то похуже? Вдруг они оказались загнаны в ловушку и отчаянно нуждаются в помощи? Мать знала, что Майры и Дугласа больше нет в живых. Вдруг она каким-то образом узнала, что дом выставлен на продажу? Она вполне могла предположить, что Алекс причитается половина от суммы, и теперь попросит у нее денег.

Если подозрения подтвердятся… От этой мысли ей стало дурно. С другой стороны, в этом случае ее родителям от нее никакой пользы. Дело кончится тем, что они вновь расстанутся, презирая друг друга. Она – их. Они – ее.

Почувствовав, что к глазам подступили слезы, Алекс пошла в кухню, чтобы оторвать кусок бумажного полотенца, и попыталась стряхнуть с себя страхи. В течение нескольких бесценных мгновений их разговора она представляла себе мать доброй, порядочной женщиной, которая не желает ей зла. Наверно, так следует думать и дальше и не пытаться судить ее, пока они не встретились.

В три часа Алекс заняла позицию у окна в гостиной, в ожидании, что по холму вверх вползет чужая машина и остановится у нее перед домом. «Не волнуйся, все будет хорошо», – уверяла она себя. Да, ей, как никому другому, было прекрасно известно, какой вред способны причинить ребенку отец или мать, но ей хватит мужества пережить любой удар судьбы, какой обрушится на нее сегодня. Она найдет в себе это мужество. Ведь если его хватало ее подопечным – а им случалось пережить вещи во сто крат страшнее, чем те, что, возможно, ждут ее сегодня, – то его должно хватить и ей самой.

О чем ей совсем не хотелось думать – так это о том, какими духовно и физически искалеченными многие из этого выходили.

На часах было несколько минут пятого, когда из деревни вырулил черный «Рено-Меган» и медленно пополз вверх по холму. Где же он остановится? Сердце Алекс ушло в пятки. Каждое мгновение отдавалось в груди ударом кузнечного молота. Надежда вот-вот разорвется и погибнет под лавиной страхов.

Вспомнив, что ей все равно открывать дверь, Алекс выбежала в коридор. Здесь она на мгновение задержалась у зеркала, проверить губную помаду и тушь для ресниц, которые наложила полчаса назад. С одной стороны, ей хотелось произвести впечатление, с другой – она опасалась показаться чересчур легкомысленной.

В следующий миг стукнула дверь машины и пронзительно скрипнули парадные ворота. Алекс набрала полную грудь воздуха и попыталась приструнить расшалившиеся нервы.

Сейчас она впервые за последние двадцать пять лет увидит мать – родную мать! В последний раз она видела ее в три года. Главное, не ляпнуть какой-нибудь глупости. Будет жаль, если сегодняшняя встреча закончится разочарованием для них обеих.

Анна Ривз уже преодолела половину дорожки, когда Алекс наконец распахнула дверь. Их взгляды встретились. Алекс как будто пронзило током – она узнала мать! Та выглядела точно так же, как и женщина на фотографиях, только старше. Надо сказать, что выглядела она по-своему шикарно. Стройная блондинка, чуть выше самой Алекс. Как же она на нее похожа! Внезапно в глазах Анны блеснули слезы, губы предательски задрожали.

– О боже, – прошептала она, прикрыв ладонью рот. – Ты такая красивая и так похожа… на Ивонну.

Ивонну, ее сестру. Как же тяжело ей должно быть в эти мгновения.

– И на тебя, – сказала Алекс, ощущая странную отрешенность и слегка задыхаясь.

– Да-да, и на меня, – рассмеялась Анна сквозь слезы и протянула руки, чтобы заключить Алекс в объятья, но в последний момент сдержалась. – Мне можно? – робко спросила она.

Причин для отказа не нашлось. Да она и сама была не против и потому утвердительно кивнула. Руки матери сомкнулись вокруг нее, и Алекс на миг ощутила себя довольно неловко. Но затем внутри ее что-то шевельнулось – не иначе как память о чем-то знакомом. Наверно, это был запах.

В конце концов Алекс рассмеялась.

– Отпусти, иначе я задохнусь, – пошутила она.

Анна тоже рассмеялась в ответ. Прикоснувшись ладонью к лицу Алекс, она смотрела на нее и как будто не верила собственным глазам.

– Боже, сколько раз я видела во сне этот момент! – произнесла она с легким акцентом. – Мне было страшно, что этот день никогда не настанет, и вот он настал, и ты… ты такая взрослая! Моя девочка, мой бесценный ангел, – ее губы дрогнули, и она едва не разрыдалась. В Алекс внезапно проснулся социальный работник. Притянув Анну к себе, она обняла ее, чтобы утешить – как не раз утешала других матерей.

Где же ее собственные эмоции? Почему в ее собственных глазах ни слезинки?

– Извини, – прошептала Анна, глотая слезы. – Я сейчас возьму себя в руки.

– Давай войдем в дом, – предложила Алекс и повернулась к двери. – Хочешь чаю? Ведь ты наверняка устала с дороги.

– Я так рада, что снова вижу тебя, что даже забыла про всякую усталость, – сказала Анна. Глаза ее сияли счастьем. – Мне так и хочется тебя обнять, хочется убедиться, что это не обман зрения. Хотя кто знает, может, мне просто нужно занять мои руки, ведь столько лет они были пусты. Извини, наверно, это глупо смотрится со стороны? Я не хотела ставить тебя в неловкое положение. Я должна думать, что говорю.

– Нет-нет, все в порядке, – успокоила ее Алекс и повела вслед за собой в кухню. – Со мной было то же самое. И вот теперь у меня есть мать, родная мать, та, что меня родила… – она почувствовала, как щеки ее заливает краска, – ну вот, теперь я поставила в неловкое положение тебя, – кисло заметила она.

– Неправда, – усмехнулась Анна. – Я ведь действительно тебя родила, причем отлично это помню. Ты была для меня таким бесценным даром, что я с самого начала боялась, что люблю тебя до безумия. – Анна внезапно погрустнела. – Может, будь это не так, все было бы иначе, но разве теперь узнаешь? Могу сказать лишь одно – я никогда не оставляла надежды, что в один прекрасный день мы снова будем вместе. И вот он настал.

С языка Алекс были готовы сорваться десятки вопросов. Однако из соображений вежливости она пока отложила их в сторону вместе с обидами и горечью, которые также пытались заявить о себе. Сейчас от них никакой пользы. Позволь она себе хотя бы одно едкое замечание, как их встреча закончится, едва начавшись, и, в конце концов, ей же самой будет больно.

– Я сейчас приготовлю нам чай, – сказала она. – Или ты предпочитаешь что-то покрепче?

Анна на миг задумалась.

– Давай сначала выпьем чаю, а то, что покрепче, оставим на потом. Если, конечно, ты никуда не торопишься.

– Да нет, никуда, – успокоила ее Алекс, с радостью отметив про себя это «потом». – Какой тебе, обыкновенный, «Эрл Грей» или мятный?