Софи Ханна - Комната с белыми стенами

– Пруст ясно дал понять, каков должен быть наш коллективный подход к этому делу: Хелен невиновна и не заслужила того, что произошло с нею, – сказал Сэм, покраснев. – На этот раз я согласен с ним, но дело ведь не во мне, верно? От меня никогда ничто не зависит. Саймон носится словно вихрь, делая все, что ему заблагорассудится. Я же не могу даже сделать вид, будто могу повлиять на него. Я могу лишь сидеть и наблюдать за тем, как расследование все больше и больше выскальзывает из моих рук.

– Есть нечто такое, что Саймону не все равно, причем даже в большей степени, нежели то, была ли Хелен Ярдли виновата и кто убил ее саму, – сказала Чарли, точно не зная, следует ли говорить об этом Сэму. – Пруст.

– Пруст ?

– В тот день он тоже был в контактном центре. Единственный интерес Саймона – выяснить, что видела тогда Лия Гулд, потому что хочет узнать, что тогда видел Снеговик. Если тот был свидетелем попытки детоубийства и солгал суду, пытаясь защитить женщину, которую он сам признал невиновной, то Пруст – единственный, на кого он может наброситься.

Чарли призналась самой себе, что боится того, насколько далеко может зайти Саймон. Он слишком одержим, чтобы рационально думать. Прошлой ночью он почти не спал, клокоча яростью из-за того, что Пруст снова пригласил их к себе на ужин. Похоже, Саймон убежден в том, что Снеговик пытается измываться над ним, навязывая ему дружбу. Чарли это казалось неестественным, но ее сомнения, когда она озвучила их, лишь вдохновили Саймона на то, чтобы облечь плотью его пароноидальные фантазии: Пруст придумал новый гениальный план, цель которого – унизить его и лишить власти. Как можно с кем-то бороться, когда этот кто-то предлагает: «Поужинаем вместе?» Легко, сказала Чарли, отчаянно хотевшая спать: «Скажи ему – извините, я не стану ужинать с вами. Вы мне несимпатичны. И никогда не станете симпатичны, и я отказываюсь быть вашим другом».

Сэм Комботекра потер переносицу.

– Все становится еще хуже, – сказал он. – Если Саймон затеет войну против Снеговика, мне придется искать новую работу.

– Где Уотерхаус? – Это был первый вопрос Пруста. Снеговик был занят тем, что складывал на своем столе высокую стопку конвертов.

– Уехал в Вулверхэмптон, в очередной раз допросить Сару Джаггард, – ответил Сэм. Причем ответ был явно подготовлен заранее.

Чарли попыталась сдержать улыбку.

– Вы не говорили, что хотите видеть Уотерхауса, сэр. Вы упомянули лишь сержанта Зайлер.

– Я не хочу его видеть. Я хочу знать, где он. Это две разные вещи. Насколько я понимаю, сержант Зайлер, вы в курсе нашего расследования, не так ли? Вы знаете, кто такая Джудит Даффи? – Пруст щелкнул большим и указательным пальцами по пирамиде конвертов. Та покачнулась, но не рухнула. – Некогда уважаемый врач-педиатр, а ныне – пария, которую скоро вычеркнут из врачебного регистра за служебное преступление. Вам ведь известны основные факты?

Чарли кивнула.

– Сержант Комботекра и я были бы благодарны вам, если б вы вместо нас поговорили с доктором Даффи. Один пария с другим.

Чарли как будто проглотила металлический шар. Сэм простонал сквозь стиснутые зубы. Пруст это слышал, однако как ни в чем не бывало продолжил:

– Рейчел Хайнс вполне может быть следующей целью нашего киллера. Она куда-то исчезла, но Даффи, по всей видимости, известно ее местонахождение. В понедельник они вместе ходили в ресторан. Я хочу знать почему. С чего это вдруг безутешная мать решила разделить трапезу с непорядочным врачом, по чьей вине она угодила за решетку?

– Я не знаю, – призналась Чарли. – Согласна, это выглядит странно.

– Просто Даффи и миссис Хайнс – это алиби друг для друга по делу об убийстве Хелен Ярдли, – сказал Пруст. – Даффи не станет разговаривать с нами – во всяком случае, добровольно. Я уже был готов доставить ее к нам вопреки ее воле, но тут мне в голову пришла идея получше. – Он подался вперед и забарабанил по столешнице пальцами, как по клавишам пианино. – Думаю, сержант, вы могли бы разговорить ее. Вотритесь к ней в доверие. Если это сработает, она скажет вам гораздо больше, чем сказала бы нам. Вы знаете, что это такое, когда ваше имя на страницах газет смешивают с грязью. Ей это тоже знакомо. Вы ведь сумеете найти к ней подход? Вы умеете находить с людьми общий язык.

А что умеете вы?

Позор, пария – это всего лишь слова. Они не имели над ней власти, пока Чарли им этого не позволяла. Зачем думать о событиях 2006 года, если ей этого не хочется? В последнее время она все чаще и чаще предпочитала этого не делать.

– Тебе нет необходимости делать это, Чарли. Мы не имеем права требовать это от тебя.

– Под словом «мы» он подразумевает меня, – сказал Пруст. – Неодобрение сержанта Комботекры подобно лавине обрезков папиросной бумаги, легких, как перышко. Их легко стряхнуть с себя.

– Мне ничего об этом не известно, – порозовев, ответил Сэм. – Дело не во мне. Нельзя так обращаться с людьми, сэр.

Чарли вспомнила все, что ей приходилось читать о Джудит Даффи. Как ее больше заботила судьба чужих детей, чем своих собственных, которых она сбагрила нянькам, чтобы самой работать и днем, и ночью. Как после развода она пыталась состричь денег со своего бывшего мужа, хотя сама зарабатывала приличные суммы… Чарли не верила ни единому слову из этого. Она знала, что способна сделать с репутацией человека шумиха вокруг судебного дела в прессе. Она сама через это прошла.

– Я все сделаю, – пообещала она. Снеговик прав: если она постарается, то сможет убедить Джудит Даффи поговорить с ней. Она не знала, почему ей этого хочется, но она хотела. Еще как хотела.

Суббота, 10 октября 2009 года

Выходя из метро, я слышу, как трезвонит мой мобильник. Текстовое сообщение. Будучи убежденной сторонницей закона подлости, я почти уверена, что оно от Джулиана Лэнса, адвоката Рейчел Хайнс. Не иначе как он отменил нашу встречу, хотя ради нее я уже проехала почти через пол-Лондона. Но нет. Я ошиблась. Это Лори. Я определяю это сразу, потому что поначалу в трубке слышится только дыхание. Нет, не тяжелое и угрожающее; скорее он просто пытается вспомнить, какую кнопку нажал и что при этом хотел сказать и кому. В конце концов его записанный голос произносит:

– У меня есть для тебя свежая версия мой статьи из «Бритиш джорнализм ревю», ну, та, что про Даффи. Такие дела…

Затем следует молчание, как будто он ждет моего ответа.

– Так ты не против встретиться или типа того? Чтобы я ее тебе отдал? – Очередная пауза. – Флисс? Ты можешь ответить на звонок? – За этим вопросом следует выдох сквозь стиснутые зубы. – Ну ладно, в таком случае пришлю тебе ее по электронке.

Могу ли я ответить на звонок? Нет, идиот ты этакий. Не могу, потому что он уже попал в голосовую почту. Боже, как может Лори Натрасс, автор нашумевших расследований и получатель всех и всяческих наград и похвал, каких только может удостоиться журналист, не знать азов современных телекоммуникаций? Неужели он и впрямь считает, будто я с презрением смотрю на свой мобильник, пока его голос взывает ко мне, и при этом нарочно его игнорирую?.. Или это он таким образом извиняется за свинское ко мне отношение? Похоже на то. Впрочем, размышлять над тем, прощать его или нет, мне некогда. Ибо я уже простила. Раз восемь прослушав его сообщение, я перезваниваю ему.