Матс Ульссон - Наказать и дать умереть

Стоило ему пригрозить женщине, как та выпучила глаза и прикрыла ладонью рот, словно в старом немом фильме. Я отмотал назад, в то место, где она, сняв короткую юбку, спустила трусы и сверкнула голыми ягодицами.

Вот она наклонилась, оперлась руками о стул.

Получила шесть ударов.

Звук был не высшего качества, но позволял оценить их силу. На коже несчастной остались отчетливые красные полосы. Первые два удара оператор показал сзади, следующие два – спереди и последние – снова сзади. Женщина пыхтела, но и только. До конца фильма, длившегося семь минут и сорок девять секунд, она не издала ни единого другого звука.

Я перемотал назад, поймал ее лицо крупным планом и кликнул на «паузу». Потом развернул фотографию Юстины Каспршик, которую прислала мне Эва Монссон, и расположил рядом оба изображения. Ни парик с висячими лохмами, напоминающими занавески в таиландском баре, ни очки, больше подходящие героине фильма ужасов, не могли скрыть очевидного факта: на меня смотрели две Юстины Каспршик.

Мне захотелось закричать или позвонить кому-нибудь, но я не знал, с кем могу поделиться открытием. Поэтому, сделав несколько кругов по комнате, снова сел к ноутбуку и перемотал на начало.

На этот раз я сосредоточился на мужчине. Я заметил, что он ни разу не показал зрителю лица. В кадре мелькала то его нога, то спина, то трость в руке.

На нем был костюм, начищенные туфли и, насколько я успел разглядеть, темный однотонный галстук. Прежде чем взять трость, мужчина снял пиджак и закатал рукава белой рубахи. Его предплечья были волосатыми, ладонь больше походила на медвежью лапу. Я почти не сомневался, что вижу перед собой главного создателя этого почти восьмиминутного шедевра.

Я поставил ленту с начала, останавливаясь почти на каждом кадре. Если действие остальных фильмов происходило в самых темных уголках России, США, Венгрии, Чехии или Японии, то здесь угадывалась типично шведская среда. Дощатый лакированный пол имитировал обстановку старого деревенского дома. На темном диване лежала белая подушка с вышитым оленем на берегу озера. Стол и стулья выглядели действительно натурально, но диван точь-в-точь походил на те, что продаются в «Икее». На столе стоял подсвечник с двумя наполовину догоревшими свечами: зеленой и белой. Вообще в помещении было довольно светло из-за единственного зарешеченного окна, за которым виднелся лес.

Когда камера смотрела мужчине в спину, на стене обнаружилась картина, изображавшая собаку возле конуры. На подоконнике заряжался мобильник, рядом я разглядел японского кота с качающейся из стороны в сторону лапой.

Вопреки распространенному мнению эти коты не приветствуют, а подзывают зрителя к себе. Именно так истолковывается в Японии их жест. Я знал об этом, потому что когда-то писал в газету заметку о японских котах.

Кот стоял мордой к окну, словно не хотел видеть разыгрывавшейся за его спиной драмы. На оконных рамах я заметил старомодные железные крючки.

Когда оператор сосредоточился на лице женщины, на заднем плане появилась застеленная кровать с мятым светлым покрывалом. На полу лежали яркие деревенские половики. В окне за деревьями я скорее вообразил, чем увидел фрагмент другого, большего дома.

Фильм удостоился одного-единственного комментария: «Nice ass good caning but wtf they get the wig?» [56] Отличная порка, но зачем здесь парик? (англ.)

Закономерный вопрос.

Именно его и задала Харриет Тэтчер, когда вернулась с праздника.

За весь день она не выпила ни капли алкоголя, но, сменив обтягивающее рабочее платье на пижамные брюки и футболку с Джонни Сандерсом, откупорила бутылку белого вина и налила себе полный стакан.

Полулежа на кухонной скамье, Харриет сообщила, что на вечер пришли двести девять человек, одни только сборы за вход составили две тысячи девятьсот долларов. Плюс доходы с вина и пива, которое досталось Харриет почти даром.

– Куда ты убежал? – недоумевала она. – Тебя спрашивали, ты ведь стал героем дня!

– Ну… я ушел…

– Да, я тебя видела.

– Кто та женщина? – спросил я.

– Понятия не имею, никогда не встречалась с ней раньше. Она исчезла незадолго после тебя, так что но́мера на бис не получилось. Я слышала, она из Канады. Единственное, что могу сказать: завтра утром она наверняка будет завтракать стоя.

– А с Роджером все в порядке?

– Да. Не знаю, видел ли ты женщину, хорошо одетую, лет сорока с небольшим, она проводила его домой.

Я рассеянно кивнул.

– Чем ты здесь занимаешься? – полюбопытствовала Харриет.

– Смотрю фильм.

Я перемотал на начало специально для нее.

– Какого дьявола она нацепила этот парик? – первым делом возмутилась Харриет. И спустя минуту добавила: – А на каком языке они говорят?

– Они считают, что на английском.

– Бьет хорошо, ничего не скажешь, – похвалила Харриет, просмотрев сцену порки. – Не так хорошо, как я, тем не менее… Ему следовало бы объяснить, что сила удара в запястье…. Здесь как в хоккее… не важно, сколько мускулов наросло на плечах.

– Откуда ты знаешь про хоккей? – удивился я.

– Был один клиент. – Харриет сдвинулась на другой конец кухонной скамьи и глотнула вина. – А чей это шедевр, позволь спросить? Не думаю, что Ингмара Бергмана.

Она сказала «Ингемара Бергмана», как и все американцы.

– Фильм называется «Ханна», если я правильно понял. В главных ролях польская проститутка Юстина Каспршик и ее убийца.

Некоторое время мы молчали.

– Он играл в НХЛ? – спросил я.

– Кто?

– Твой клиент?

– Да.

– И в какой команде?

– Не помню.

Другого ответа я и не ожидал.

Нью-Йорк, сентябрь

А на следующий день солнце скрылось, и вечер получился типично нью-йоркский: с серым небом, нависшим над городом, как промокшее насквозь одеяло. Дождь за окном стоял стеной, скрывая крыши окрестных домов.

Я включил ноутбук.

Вернер Локстрём из Ваггерюда прислал мне ссылку. Он интересовался:

У тебя, случайно, нет знакомых в Капстадене? Не думаю, что ты понимаешь африкаанс, поэтому во вложенном файле – английский перевод.

P. S. Продается хорошо.

«VROU GESLAAN NA AAND UIT» – гласил заголовок на африкаанс.

Текст был проиллюстрирован фотографией женщины, Анли ван Яарсфельд, двадцати четырех лет. О том, что с ней случилось, я понял уже из английского перевода заголовка: «Woman spanked after night out» [57] Женщину отшлепали после ночи. .

В статье говорилось, что Анли ван Яарсфельд возвращалась из паба после празднования дня рождения подруги, когда к ней на улице подошел незнакомый мужчина. Он потащил девушку на безлюдную детскую площадку, посадил на скамейку и отшлепал.

Почерк «экзекутора», зачем-то переместившегося за границу.