Татьяна Полозова - Заблудшие

Лафарга сначала мало беспокоило это расхаживание, и он постарался сосредоточиться на чем-то постороннем, но тут по телевизору стали показывать новости, что и привлекло внимание комиссара. В течение последних месяцев ни один выпуск не обходился без репортажа об Ираке, об оружии массового поражения, без заявления президента, обвинявшего Саддама в связях то с одной, то с другой террористической организацией. Лафарг что-то буркнул про себя, когда на экране появился Буш-младший, и, судя по лицу комиссара, это не было чем-то даже издалека похожим на комплимент.

Так или иначе, в тот момент, когда Лафарг уже был готов высказать свое мнение по поводу современной политической обстановки в комнату вошла хозяйка дома. Молодая женщина встала в дверях, словно это она была в гостях у агентов, а не они пришли к ней с расспросами.

— Господа, я могу предложить вам лимонад? Чай? Кофе? — вежливо спросила она.

Марлини бросил косой взгляд на графин с напитком, но качнул головой в знак отказа. Комиссар сделал то же самое. Он смог отвлечься от происходящего по ТВ и оценивающе посмотрел на хозяйку. Та была одета в узкие джинсы-леггинсы, длинную тунику с размытым орнаментом, рукавом три четверти, подпоясанную широким ремнем, сделанным под змеиную кожу, а на ногах у нее были невысокие бежевые ботинки на высокой подошве с подкладом из овчины.

— Простите, что заставила ждать, но нужно было привести в порядок амбар. После смерти мужа. — Женщина тяжело вздохнула, присаживаясь на другой край дивана, в стороне от комиссара.

Марлини, наконец, остановивший свой внутренний маятник обратился к ней и с видом человека, осознававшего боль потери, принес ей свои соболезнования.

— Да, спасибо, — тихо поблагодарила женщина и посмотрела на агента выжидательно и требовательно, понимая, что пришел он сюда не для того, чтобы разделить с ней ее горе, а значит, чем быстрее он начнет задавать ей вопросы, тем скорее она ответит на них и они смогут оставить ее в покое.

— Мэм, Вы могли бы сказать были ли у Вашего супруга враги? Он ссорился с кем-нибудь недавно? Может, был какой-то давний конфликт? — Начал опрос Лафарг.

— Нет. Нет. — Женщина покачала головой. — Дез был достаточно мирным человеком и не ссорился с кем-либо. Я не помню такого.

— А в городе? — вступил в разговор Питер.

— Нет. В городе тоже нет. Он был там раз в две недели — продавал кое-что, что-то покупал. Ему не с кем было ссориться. У нас были постоянные покупатели, которые не стали бы спорить из-за цены, да и Дез был гибким человеком, иногда, даже слишком. — Заверила вдова.

Марлини понимающе качнул головой и повернулся к одной из фотографий висящей на стене в деревянной рамке с позолоченным обрамлением.

— А это?

— Мать Деза. Она умерла пять лет назад. От рака. — Пояснила миссис Эйр.

— Вы не могли бы сказать какого точно числа она умерла? — Попросил ее агент.

— Конечно. Шестнадцатого февраля 1998 года.

— 16 февраля…16 февраля…16 февраля… — Про себя пробормотал Питер. Он вновь заходил по комнате, размышляя над чем-то, и уже почти не слышал того, о чем спрашивал вдову Ричард. Их голоса отдавались у него в голове каким-то глухим гулом, будто бы он не был рядом с ними, а покинув свое тело, носился над Страной Навахо в выси. Сколько это продолжалось Питер не знал, но вернул его на землю только легкий толчок в плечо комиссара.

— Агент Марлини, с Вами все в порядке? — Не слишком обеспокоенно, но с определенной долей участия спросил тот.

Марлини только бегло кивнул и, даже не попрощавшись с хозяйкой дома, вышел на улицу.

Спустя час пешей ходьбы Меерсон достаточно устал, чтобы на секунду приостановиться и оглядеться. Ему в голову пришла мысль о том, что разумнее было бы доехать до сюда на мотоцикле, но он сразу же отогнал ее от себя. Генри еще раз оценил, достаточно ли хорошо он спрятал мотоцикл и в сотый раз справился, не забыл ли чего в доме и у Харлея, но нет. Все было на месте.

Теперь нужно было оглядеться. Он стоял на небольшой площадке, огороженной с разных сторон кактусами и сухими зарослями лиственных деревьев редко проглядывающих в высотах Гранд-Каньона. Сама площадка была покрыта тонким слоем желтой прошлогодней травы.

— Теперь уже недалеко. — Промолвил мужчина про себя.

Он сделал один неуверенный шаг вперед, словно ступал по тонкому льду и посмотрел на красное, закатное небо, озаренное побагровевшим, уставшим солнцем. Набрав в грудь побольше воздуха, как будто собирался нырять вглубь реки Колорадо и ускорился.

Мужчина стоял на веранде дома и наблюдал за засыпающей природой. Солнце еще не закатилось, выкрашивая многолетние слои рельефов Каньона в алые, пурпурные, золотые, оранжево-апельсиновые тона, позволяя деревьям, кустам, домам, животным, людям отбросить длинные растянутые серые тени на оттаивавшую после долгой зимы землю. Индеец знал, что если сейчас посмотреть на речушку, текущую где-то вдалеке и глубоко на дне Каньона, то она будет похожа на расплавленный поток чистого золота. Мужчина помнил этот цвет с тех пор как был на реке в такой закатный час еще ребенком. Тогда это было их последнее путешествие с родителями по Каньону. Через несколько дней они покинули резервацию и перебрались в Финикс и теперь через 17 лет пребывания в «цивилизации» он снова вернулся на малую родину, но уже с новой семьей — женой и тремя дочерьми, самой старшей из которых было всего четыре с половиной года. Он хотел, чтобы его дети росли рядом с корнями, чтобы знали и помнили все, чему их могут научить индейцы и никогда не отгораживались от своего происхождения.

Воспоминания о прекрасной поре детства, встреченного им еще здесь — в Стране Навахо, прервались, когда мужчина услышал грохот в доме. Его супруга и дети были сейчас в отъезде, собака тихо спала в будке под фасадом. Она уже стара и глуха и не почувствовала опасности.

Индеец открыл дверь дома и не успев еще даже оглядеться, чтобы включить свет, услышал знакомый голос:

— Прости, что напугали тебя.

Из темноты показался силуэт скрюченного маленького худого человека.

— Макки? — Осведомился хозяин дома.

— Да. Прости еще раз. Мы пришли, чтобы забрать тебя. — Тонким голоском проговорил посетитель.

— Забрать? Мы? Куда? И кто мы? — Завалил его вопросами индеец.

— Прости Кватоко, но ты зря вернулся. — Из гостиной вышел еще один человек более старый, высокий и плотный. Его лицо было еще скрыто темнотой, и только тонкий солнечный луч, осветил на мгновение большие зеленые глаза и тут же погас. Это был последний луч солнца сегодня.

— О,…черт побери, я не помню, когда последний раз так уставал… Меня эта ваша история с мескалинщиком просто выводит из себя. — Ворчал Гордон.