Андрей Бинев - Завтрак палача

Нужны были очень большие деньги, которых у доктора Тьо не было. Зато они всегда присутствовали у одного солидного французского банка, с которым уже очень много лет работала Эльжбета Зайончковская по подобным аферистским проектам.

Однако помня, как доктор Ге Тьо выставил за дверь прыткого Лурье, пани Зайончковская решила подъехать к нему на этот раз с другой стороны. Тот же информатор в турагентстве рассказал ей о беде Евы Пиекносской, и план немедленно был приведен в действие. Пани Зайончковская о Еве слышала и раньше, но всех подробностей ее биографии не знала. Она вообще не очень доверяла впечатлительному пану Радецкому.

Пани Зайончковская посчитала необходимым быть искренней с Евой и сразу изложила ей свой план. Ева, которой эта царственная дама понравилась с первой минуты, решила захлопнуть печальную часть своей биографии, как первый том давно зачитанной книги, и открыть новый.

Через неделю она подала прошение об увольнении из турагентства пана Кремера, а еще через неделю сошла с трапа самолета в аэропорту, обслуживающем великолепный, уникальный Шанхай. Ее встретил лично доктор Ге Тьо.

Ева тут же изложила ему предложение пани Зайончковской. Доктор Тьо подумал немного и заявил, что готов попробовать начать этот бизнес с пани Зайончковской и с ее щедрым банком, но с тем условием, что связующим звеном с ними будет серьезная и надежная красотка пани Ева Пиекносска. Более того, он настаивал, чтобы в ее распоряжении был неизменный десятипроцентный пакет акций нового акционерного общества, дающий ей право на организацию ревизий в любое нужное время.

Дальше все закрутилось с неимоверной скоростью. Ни одно фармацевтическое предприятие еще не росло столь эффективно, как это. В Болгарии, в Словакии, в Венгрии, на Украине и в России появились фабрики-двойники, производящие самые востребованные лекарственные бренды. Продажи шли через представительства в Варшаве, в Минске и в Киеве. Радио и телеэфир были полны скороговорками каких-то специалистов и экспертов, пугающих слушателей и зрителей неминуемой смертью, если они немедленно не приобретут то, что производилось (помимо лекарств-двойников) на фабриках новой корпорации.

Ева очень быстро научилась заключать соглашения с мошенниками и даже с откровенными бандитами из стран Восточной Европы и России, увидевшими в этом бизнесе не меньшую выгоду, чем в торговле наркотиками или вооружением. С их помощью в карманы чиновников рекой потекли огромные деньги. Подкупались также и крупные статистические институты, которые должны были публиковать выгодные для корпорации «исследования». Опытные образцы совершенно непонятных и не прошедших никакого официального лицензирования лекарственных препаратов и биологических добавок внедрялись в практику больниц и лечебных центров. Устанавливались специальные премии лечащим врачам за выписывание больным именно этих средств.

Компания, скупавшая все, что можно и нельзя на рынке, превратилась в крупнейшую корпорацию, общеизвестным лозунгом которой стало: «Движение к гармонии разума и тела». Разум, я думаю, состоял на службе у хозяев корпорации, а миллионы больных тел расползлись по всем тупичкам и норам нищей Восточной Европы.

За семь лет Ева стала одной из самых заметных дам в Варшаве, а затем и в Париже. Она расцвела, похорошела, помолодела. Во всяком случае, на ней именно таким образом сказалась деловая близость к тайным рецептам древней китайской и античной медицины. Единственное, чего о ней ни в коем случае нельзя было сказать, так это того, что она утеряла сдержанность в общении с мужчинами.

Еву Пиекносску за глаза стали называть «Мадам БАД». В одном издании знаменитого «Форбс» появилось сообщение, что личный капитал некой доселе неизвестной пани Евы Пиекносской превысил два с половиной миллиарда долларов. Также сообщалось, что она приобрела древний замок в долине Луары, огромные квартиры в престижных районах Парижа, Лондона, Варшавы и Москвы, а также в ее безраздельной собственности числилось старое фармацевтическое предприятие в Болгарии. Она якобы вложила средства и в производство болгарских духов и лекарственных препаратов на основе розового масла.

Скандалы вокруг расширяющейся корпорации, в которой пани Пиекносска возглавляла Совет директоров, а доктор Ге Тьо и пани Эльжбета Зайончковская делили кресла генерального директора и президента компании, постоянно сотрясали медиапространство. Нескончаемой чередой шли судебные процессы и выставлялись гигантские иски. Но это шло на пользу корпорации, потому что расширялись ее рекламные возможности. Известно ведь, что стать знаменитым можно двумя проверенными способами — быть популярным человеком с мировым именем или же убить его.

Кто бы знал имена убийц Авраама Линкольна, Джона Кеннеди, Джона Леннона, Петра Столыпина или русского царя Николая Романова, если бы не то, что свершили душегубы — по большей части мелкие, ничтожные посредственности? Кто бы знал Иуду, если бы он не предал Христа? Кто бы помнил Понтия Пилата, если бы он не «умыл руки», когда обезумевшая, слепая толпа поволокла сына божьего на крест? Имена великих освещают своими муками имена посредственностей, коснувшихся ножом, пулей, веревкой или предательством их трагических судеб, а значит, и самой Истории.

В обыкновенной жизни все проще. В ней крайне редко встречаются великие личности, но зато самые низкие посредственности жужжат над ухом общества, как навозные мухи, нескончаемым тошнотворным роем. И тогда срабатывает то же правило, что и в тех колоссальных исторических трагедиях.

У нас в Сан-Паулу был один старый судья. Его знали и уважали все — и те, кого он простил, и те, кого он приговорил. Один парень из нашей шайки, совершенно тупой ублюдок, как-то услышал от своей подружки-танцовщицы, что длина и мощность его члена ничто по сравнению с одним лишь именем судьи. Так и сказала! О твоем члене знают все потаскухи Сан-Паулу, но все равно их неизмеримо меньше тех, кто знает имя старого судьи. И никто якобы не интересуется, каков его член, хорош или плох. Потому что судья — великий человек, уже при жизни вошедший в историю не только города, но даже и страны, а может быть, и целого мира.

Насчет целого мира она, конечно, преувеличила, потому что вряд ли где-нибудь за границей стали бы интересоваться сан-паульским судьей. Но этот ублюдок с мощным агрегатом возмутился таким, на его взгляд, оскорбительным сравнением, пришел к дому судьи и на глазах у всех изрешетил того из своего любимого золотого (именно золотого!) Smith-Wesson. Этот револьвер мы сами же подарили ему как-то на тридцатилетие, как самому жестокому и тупому отморозку в нашей шайке, и без того известной беспримерным сборищем законченных идиотов.