Екатерина Лесина - Клинок Минотавра

С другой, а если ему рыжая понравится больше Анечки? Что тогда с Анечкой будет? Нет, нельзя думать о плохом…

– Евгения, – представилась рыжая.

– Аня…

– Меня искать будут. Уже ищут… и найдут.

Она сказала это с такой уверенностью, что Анечка позавидовала. Она тоже хотела верить, что ее будут искать и найдут, но… почему-то не получалось. Наверное, слишком много времени она провела в этом белом подвале.

– Расскажи о… них, – попросила Женька.

– Что?

– Все, что знаешь…

…Знала Анечка не так уж много.

Иван разговаривал по телефону.

Ночь за окном. Душная, летняя, а он, беспокойный, опасается открывать окна. Стрекочут сверчки, поет соловей, но где-то далеко, отвлекая от разговора, который идет вовсе не так, как Ивану хотелось бы.

Вопрос-ответ.

Старая игра, в которой главное – правильно задать вопрос. А у него получается плохо. Но старый приятель терпелив. Лара вертится рядом, слушает, на кошку бродячую похожа, разве что не трется о ноги, но того и гляди – замурлычет. Глаза-глазища следят за Иваном неотрывно, и жутковато от этого взгляда…

– Так, давай сначала… Валерий Владленович… Владленович, – он остановился, зацепившись за отчество. – Валерий Владленович… а отец его случайно не Владлен Михайлович… не случайно? Конечно, не случайно, это я не так выразился. Отец, да? Хорошо… а почему фамилии разные? Нет, я знаю, что ты не гадалка… ага, по матушке… странно, но не запрещено…

Владлен Михайлович.

Милый старик, точнее не старик, поскольку его проблема отнюдь не стариковской была, напротив, мужчина в самом расцвете сил… и любовница… а была ли та любовница? Почему Иван поверил в ее существование? Потому что изначально решил, будто Владлен Михайлович – жертва, а Сигизмунд – сволочь… нет, он сволочью был, этого не отнять, однако и жертва оказалась не столь невинна.

Ловко его.

Заметил. И пригласил. И в приступе откровения рассказал все, как есть. А Иван поверил…

– А вообще его проверить можешь? На какой предмет? Да я не знаю! На все предметы… и Валерия этого… а фото есть? Да сойдет и то, которое на документы… и ничего страшного, нам просто посмотреть… да, жду…

Он отключился и, опершись руками на широкий подоконник, вздохнул.

– Я дурак?

– Не знаю, – сказала Лара, присаживаясь рядом. Она забралась на кушетку с ногами и колени обняла, прижала к груди. – Тогда и я дура. Я ничего не понимаю.

– И я… пока… погоди, он скоро перезвонит…

Ждали. Ивану хотелось шепнуть ей на ухо, что теперь все будет хорошо, что чужие тайны останутся здесь, в Козлах, а в городе начнется иная, светлая жизнь.

А он молчал.

И слушал сверчков, соловья и жаб на пруду, которые разорались неимоверно. Идиллия почти. Семейная…

– Антонина сказала, что я цепляюсь за свои страхи, – Лара потерлась носом о руку, – что сама их не отпускаю, потому что не знаю, как без страхов жить дальше.

– А ты не отпускаешь?

– Наверное…

И снова тишина. Голос сердца, которое дергается, екает, болезненно отдавая под лопатку. Его, сердце, нужно будет проверить…

И телефонный звонок раздался одновременно с тихим стуком в окно. Трубку Иван взял, к окну прильнул.

– Ванька, – из черноты ночи выплыла черная фигура. – Разговор есть. Срочный.

Вовка.

Черный, изгвазданный в грязи, Вовка… и не стал дожидаться, пока Иван дверь откроет, забрался на подоконник, перевалился и отряхнулся по-собачьи, разбрызгивая не то землю, не то влажную речную тину.

– Сейчас, – попросил Иван, трубку прижимая. – Я сейчас…

Вовка кивнул и, присев на корточки, уставился на Ларку. Смотрел долго, весь Иванов разговор, который вновь получился смятым.

– Было у царя два сына… – пробормотал Иван, отключаясь.

Фото прислали.

А не похож совсем на Владлена Михайловича. Худой, если не сказать – изможденный, с острыми скулами, с жестким подбородком, с четкой линией губ. И Лара, лишь глянув на фото, зажала руками рот.

Значит, он.

– И что за погань? – Вовка тоже посмотрел и нахмурился.

– Валерий Владленович, младший сын Владлена Михайловича. А старший – Игорь Владленович… ты его знаешь, – Иван потер виски, понимая, что голова его вот-вот треснет от боли. – Правда, отчество он сменил уже во взрослом возрасте, в знак, полагаю, уважения, к родному отцу…

– Вот падаль, – восхитился Вовка, а потом тихо добавил: – Он Женьку увел…

– Кого?

– Женьку… она сюда только-только приехала. И на кладбище работала. Сторожем. И жила тоже на кладбище… и короче, она прикольная. Рыжая. И волосы пружинками… это я виноват.

Вовка почесал грязную щеку.

– Я ее к старой усадьбе повел. Ну и отошел по… по надобности, короче, отошел. Там же ж не было никого, а тут раз, и Игорек. Встал. Пистолет к голове прижал и орет, чтоб я выходил.

– А ты не вышел?

– Я не дурак, Ванечка, – Вовка поднялся, медленно преображаясь. И улыбка его разбойная стала вдруг оскалом, треснула маска веселого парня, и выглянувший из-под нее некто был зол. – Я же знаю, что стоило подняться, и получил бы пулю в лоб. А человек с пулей в башке на подвиги не способен. Он вообще ни на что не способен…

– А она как же?

Кажется, Ларе этот вариант по вкусу не пришелся. Вскочила, кулачки стиснула, того и гляди на Вовку бросится, неведомую ей девицу защищая.

– Ее не тронет. Не сразу… заложники – штука ценная, заложниками по пустякам не разбрасываются… а там еще и Владлен объявился.

– Там – это где? – уточнил Иван.

– В старой усадьбе. Короче, я к тебе шел, чтоб, значит, сказать, что туда пойду. И вызови полицию. Пусть едут… я все одно пойду… они меня ждут… а ты полицию вызови…

– Ванька! – пьяноватый голос Игорька заглушил и сверчков, и соловьев, жабы, и те смолкли, уступая сцену новому солисту. – Ванька, скажи, Вовка не у тебя часом?

Вовка прижал палец к губам и покачал головой.

А ведь стоит так, что из окна не видно. И уже не стоит, присев, крадется к открытому окну… не Вовка, нет, Вовку Иван знает хорошо. Вовка – свой парень, мировой и добрый, несмотря на то, что порой дрались в детстве. Всегда готов последнее отдать. И когда из Малиновки приходили пацаны, чтоб Козий луг делить, он стоял, с носом разбитым, раскровавленным, а стоял…

…Но был именно собою, Вовкой, внуком бабы Гали.

У окна замер кто-то другой, безымянный, но опасный. И этот другой внимательно вслушивался в темноту.

– Не у меня, – ответил Иван, к окну подходя. – Не ори…

– Так это… у меня к тебе разговор имеется серьезный, – Игорек толкнул калитку. Он шел не спеша, раскачиваясь, и походку его можно было бы назвать пьяной, только ведь притворство…

– Сиди здесь, – бросил Иван Ларе и дверь открыл. Встал на пороге, показывая, что дальше незваного ночного гостя пускать не намерен.