Наталья Солнцева - Шулер с бубновым тузом

— Ты сам кого подозреваешь?

— Честно? Больше Крапивина. Анны я не видел, не слышал, но склоняюсь к выводу, что она стала жертвой мужской игры. Одного не пойму, зачем ей выдавать себя за сестру Николая? Ты уверена, что они — не родственники?

— Уверена. У Николая нет ни братьев, ни сестер. Я их не вижу.

— А убийцу ты видишь?

Она промолчала, разглядывая гранатовый браслет на руке. Казалось, внутри темных камней теплятся багровые искорки. Так порой и люди таят внутри приглушенный огонь.

Граф Сен-Жермен на портрете улыбался уголком рта, глядя на озадаченного Лаврова и задумчивую Глорию. «Ну-ну, — как бы говорил он. — Давайте, ребята, покажите, на что вы способны!»

Начальник охраны отвел глаза от портрета и медленно произнес:

— Если мотивы Крапивина более-менее ясны, то по какой причине могла бы расправиться с двумя мужчинами Анна-Жанна, надо еще помозговать. Вот зачем ей убивать Джо? Он мог ее шантажировать, к примеру… мог разболтать новоиспеченному братцу то, чего тому знать не полагалось.

— Анна и Джо состояли в интимных отношениях, — напомнила Глория. — Проще говоря, они были любовниками.

— Нам это известно только со слов Крапивина.

— Все, что мы здесь обсуждаем, стало известно с его слов.

— Ты ему веришь?

Глория в совершенстве овладела искусством уходить от ответа.

— Вопрос не в вере, — она сняла с запястья браслет и тряхнула им. — Человек обратился к нам за помощью…

— К тебе.

— Не придирайся, Рома. Крапивин не может справиться с ситуацией. Нужно смотреть в корень проблемы, а не довольствоваться вершками.

— Это мои версии ты называешь «вершками»? — обиделся Лавров. — Я тут распинаюсь, из кожи вон лезу, а ты уже сделала какой-то вывод и помалкиваешь? Это нечестно.

— Выводы делать рано.

— Я понял. Надо подождать, пока эта сладкая парочка еще кого-нибудь замочит. Двоих им будет мало. Аппетит приходит во время еды. Анна-Жанна решила начать новую жизнь в столице, состряпала себе новое лицо и избавляется от прошлого. Детектив мог накопать на нее в Крыму компромата, вот она и приняла радикальные меры. Где один труп, там и два.

— Ревность уже побоку?

Роман догадался, куда она клонит.

— Ты хочешь сказать, что причина раздора меж добрыми людьми — пресловутые бриллианты? Сыщик является к Анне, угрожает ей и требует выдать тайну клада?

— Я этого не говорила.

— Все, ты добилась своего, запутала меня, — рассердился он. — Что дальше? Будем сидеть сложа руки, пока не появится очередной труп?

— Ни в коем случае.

— Что ты предлагаешь делать?

— Для начала я займусь… картиной. Вещи тоже умеют говорить. Надо только знать их язык…

Николай Крапивин решил отложить разговор с матерью до утра.

Всю ночь он глаз не сомкнул, переваривая полученную в Черном Логе информацию. Кем бы ни была женщина, называющая себя Глорией, он чувствовал к ней доверие. Значит, отца не обманули, у него действительно не могло быть детей! И не было. Андрей Никитич умер в счастливом неведении. А Николай на законных основаниях унаследовал его имущество и бизнес.

Он не страдал излишней сентиментальностью, и его не волновало, кто является его биологическим родителем. Главное — они с Анной не связаны узами крови.

«Теперь у меня нет никаких обязательств перед тобой, — шептал он, обращаясь то к покойному Андрею Никитичу, то к мнимой сестрице. — Я свободен и волен поступать, как считаю нужным».

На завтрак Берта Евгеньевна запекла в микроволновке овсянку с фруктами. Вязкая каша с кусочками банана и кислого яблока вызвала у Нико отвращение. Он бросал на мать пытливые взгляды, представляя ее крадущейся на свидания к любовнику и стонущей от страсти в его объятиях. От этого его чуть не стошнило.

— Что ты на меня так смотришь? — недовольно спросила она.

— Где Лиза?

— У Лизы сегодня выходной. Она отпросилась к стоматологу, ее зуб беспокоит.

— Тем лучше…

— Да что с тобой? Ты опять не в духе?

— Ма… я хочу задать тебе один вопрос. Не отвечай сразу, ладно? Мне не нужна ложь во спасение.

Он забыл о ее больном сердце, забыл о своей сыновней любви. Забыл обо всем, кроме того, что эта женщина всю жизнь скрывала от всех тайну его рождения.

«Разве это так уж важно? — недоумевал его внутренний двойник. — Яйцеклетки, сперматозоиды, гены и хромосомы ровным счетом ничего не значат».

— Я устал от вранья! — вырвалось у Николая.

Он имел в виду не только мать, но в первую очередь Анну. Бедный Андрей Никитич проглотил еще и эту ложь. На пороге смерти он думал не о собственной душе, а о брошенной им «дочери», которой недодал любви, ласки и денег. Он напрасно раскаивался и корил себя. Напрасно признался в измене. Его безупречная женушка Бетти спала с другим мужчиной, забеременела от него и родила сына. И все последующие годы прикидывалась верной супругой.

Нико сам не понимал, отчего он чувствует себя опозоренным и униженным. Велика ли беда? Мать отважилась на этот шаг из лучших побуждений. В конце концов, благодаря ее лжи он теперь богат.

— Я устал слушать басни! — злобно вымолвил он, глядя, как Берта Евгеньевна берет ложечкой мед вместо сахара и кладет себе в кашу. — Ты должна сказать мне правду!

— О чем, дорогой?

— Кто мой отец?

Николай не ожидал, что три коротких слова могут произвести такой эффект. Мать выронила ложечку, побелела, ее нижняя губа отвисла и задрожала.

Он не кинулся, как обычно, за сердечными каплями, а продолжал сидеть, вперившись в нее требовательным взглядом. Берта Евгеньевна онемела.

— Кто мой настоящий отец? — повторил Нико и добавил, отрезая ей путь к отступлению: — Я знаю, что у Андрея Никитича не могло быть детей. И ты это знаешь.

— К-кто… тебе…

— Не важно, кто мне сказал! Человек, которому незачем обманывать!

— Я… как ты… смеешь… — задохнулась Берта Евгеньевна. Она надеялась пристыдить сына, воззвать к его совести или на худой конец к жалости.

— Но ты же посмела? — не унимался он. — Почему было не взять ребенка из детского дома? По крайней мере, это честно.

— Чу… чужой ребенок… не заменит… своего…

— Я имею право знать правду.

— Ты же дал мне слово… что не будешь… копаться в нашей с Андреем жизни! — с упреком воскликнула она.

— Я поторопился. Прости, но тогда я не понимал, о чем ты меня просишь.

Он почти физически ощущал, как мать усмиряет отчаяние и гнев. В ее уме происходил лихорадочный поиск приемлемых объяснений, обреченный, впрочем, на неудачу.

— Познакомь нас, — потребовал Николай. — Я хочу увидеть своего отца.

— Это… невозможно…

— Почему?

— Он… умер… несколько лет назад…

— И ты все это время молчала! — взвился сын, не понимая природы своего негодования. — Кто он? Кем он был? Что, стыдно назвать его фамилию? Небось, какой-нибудь проходимец? Альфонс? Жиголо?