Зарубежный детектив 1979

Его святые мощи воздадут каждому, кто придет, счастливую судьбу до третьего колена рода, если согласно предсказанию гороскопов и мудрых лам пришедший возложит на субурган имеющееся у него ружье, саблю или хотя бы охотничий кинжал. Этого чело­века ожидает безгрешная жизнь в этом мире и счастливое перерождение после смерти. Приходите, верующие! Новый субурган своим великолепием затмит все прежние! Только на позолоту его ганжира* выделено более трех тысяч тугриков. Приходите, послушники бурхана! В день освящения верующим будут бес­платно раздавать вещи из монастырских кладовых. Имеющие ноги да придут, не имеющие ног да приползут, чтобы очистить­ся от грехов и продлить свой возраст в этом мире!

* Ганжир — отличительный религиозный знак на куполах монасты­рей, мечетей.

Слова Дамирана волновали аратов. Люди начинали думать о том, где раздобыть хоть какое-нибудь оружие, в худшем слу­чае — возложить на субурган кусочек золота или серебра и та­ким образом спасти свой род от бед и лишений, от болезней и падежа скота, а также очиститься от грехов и обрести душевное спокойствие.

Призывы кургузого тайджи дошли и до хотона, где жил с семьей Цултэм.

— Не верьте, люди! — убеждал он однохотонцев. — Ламы хотят обманным путем заполучить ваши деньги и ценности и оставить вас без оружия. Возложив на субурган старые ружья и последние кинжалы, чем будете вы отпугивать жадных волков и шакалов от своих овец? Чем будете свежевать бараньи туши, если останетесь без ножей? Пусть старики вспомнят прежние времена, когда бывали случаи добровольной отдачи верую­щими самих себя в услужение ламам, которые именем тоге же бурхана превращали их в рабочий скот. Народная власть сделала человека хозяином своей судьбы... Не верь­те ламам!

Но пламенные слова Цултэма мало трогали односельчан, для которых вера в бурхана из поколения в поколение все еще была неотъемлемой частью жизни.

- Голословная агитация вряд ли поможет, — сказал Цултэму секретарь партячейки сомона. — Нужен наглядный при­мер, дружище.

- А что, если религиозный праздник субургана превратить в смотр наших худонских талантов, товарищ секретарь? Устро­им самодеятельность, разыграем разные сценки, продернем как следует лам, а?

- Это идея! Но работа здесь ох как сложна.

- Захотят ли, вернее, осмелятся ли люди выступать перед об­ществом? Такого в здешней глухомани еще не видывали. Тем более что в монастыре им обещают обед и подарки в виде тряпья, награбленного у них же.

- Ничего, справимся! Должны справиться!

- Тогда берите в свое распоряжение секретаря ревсомоль-ской ячейки.

- Ну что ж, посостязаемся с Дамираном. Посмотрим, чья возьмет! И вообще, товарищ секретарь, сдается мне, что ламы не просто так затеяли дело с субурганом. Они и Сэда убили. А люди еще верят, что эти проходимцы вознесут их в рай.

- Да, сильна еще у людей вера в бурхана, жизнь представ­ляется им тяжелой н беспокойной, а смерть со счастливым пе­рерождением — желанной и добродетельной. Странная психоло­гия, ничего не скажешь! Будь осторожен. Надеюсь, ты не ду­маешь, что ламы сожгли твой хашан только затем, чтобы тебе поставили еще лучший?! То-то же!

- Я подозреваю одного человека...

- Возможно, твои подозрения и правильны, но учти, что за спиной подозреваемого тобой непременно стоит и его хозяин!

Встреча с секретарем партячейки воодушевила Цултэма. С ревсомольским вожаком, задорным, веселым парнем, они об­судили план действий и решили, что ревсомольский секретарь подготовит основную часть самодеятельности силами ревсомоль-цев, а Цултэм постарается привлечь к участию в смотре несоюз­ную молодежь.

Среди жителей бага, в который входил хотон Цултэма, сла­вилась прекрасным голосом молодая девушка по имени Должин. Вот и решил Цултэм попытать счастья уговорить ее принять участие в концерте. Но зайти в юрту, где жила Должин, Цул­тэм не решался из-за сварливого и склочного характера ее ма­тери, которая и на выстрел не подпускала к девушке ни­кого из мужчин. Дождавшись того дня, когда Должин одна отправилась пасти овец, Цултэм сел в седло и поскакал к скло­ну холма.

- Должин, мне нужно поговорить с тобой об одном важном деле.

- О каком таком деле? — Брови девушки удивленно взле­тели вверх.

- Хочу просить тебя участвовать в концерте, песни испол­нить, какие знаешь.

— Ой, да что вы! Я и петь-то не умею, — смутилась она. — Нет, нет и не просите.

— Выслушай меня, Должин. Я ведь не шучу. Дело серьез­ное. Речь идет о защите наших революционных интересов...

- Ха-ха-ха-ха! Так разве их песнями защищать нужно?

- Песнями тоже.

И Цултэм подробно рассказал ей, почему затевается концерт, и еще раз попросил ее принять в нем участие.

— Ну что ж, раз такое дело, я согласна. Только не знаю, как посмотрят на это родители. Не разрешат они мне. Мать напус­тится с упреками, скажет, нечего, мол, песни петь да грешить перед бурханом, надо у субургана получить благословение и ду­мать о своем будущем перерождении в другой жизни.

— Я все себе представляю, Должин. Но ведь у нас не так много больших талантов. А твои песни придет послушать и стар и млад. Договоримся так: родителей твоих я беру на себя, а ты пока пой, упражняйся. Здесь, со стадом, никто тебе не помешает. Договорились?

— Договорились.

Дамиран спешился возле юрты Должин и завел с ее родите­лями велеречивые разговоры о волшебной силе субургана.

— Мы обязательно пойдем смотреть священный обряд и на субурган кое-что возложим ради дочери. Пусть бурхан пошлет ей счастье. — Мать Должин прослезилась и утерла глаза полою дэли.

— Мысли матери — о ребенке, а мысли дитяти — в горах. Так-то, голубушка. Слыхала пословицу? — Дамиран прищелк­нул языком.

- Как не слыхать, слыхала.

- Вы, наверное, и себя забываете в думах о дочери!

- Какая мать не печется о свопх детях?

— А ваша дочь небось уже строит планы на будущее... Слу­шай, старая, — наклонился тайджи к самому уху женщины, — знаешь Цултэма?

— Знаю, как не знать.

— Так вот, — зашептал Дамиран, — этот Цултэм теперь всячески поносит нашу веру, срамник. Но такие люди не жи­вут долго, их век короток. Помнишь Сэда? Все кричал, что мы обрели свободу. Вот и докричался. А скоро и Цултэм до­играется...

— Зачем вы мне все это говорите?

- А вот затем, что твоя дочь, бесстыдница, сидит с этим смутьяном на холме, соединив шеи. Чего уставилась? Иди взгляни, они и сейчас еще там посиживают, я их только что видел.

- Что ты мелешь, старый мерин! — Женщина подступила к тайджи с кулаками.

— Не сердись, старая, я ведь твоей дочери добра желаю. Но мать Должин было не унять. Бормоча проклятия Цултэму и грозясь выдрать все волосы на голове у дочери, женщина села верхом на стоявшую у привязи кобылу и потрусила к хол­му. Подъехав поближе, она увидела мужчину, державшего под уздцы коня и о чем-то миролюбиво разговаривавшего с ее до­черью.