Агата Кристи - Смерть на Ниле (= Убийство на пароходе 'Карнак')

- Я сам хотел предложить вам такой ход, - сказал Рэйс.

- Мой друг, как мы хорошо понимаем друг друга. Пол под их ногами качнулся, заработал двигатель

- "Карнак" двинулся в обратный путь.

- Теперь нам надо заняться жемчужным ожерельем, - сказал Рэйс.

- У вас есть план?

- Да,

- Рэйс посмотрел на часы.

- Через полчаса начнут подавать обед. Я предлагаю в конце обеда сделать объявление о том, что было украдено жемчужное ожерелье, и мы просим всех оставаться в ресторане, пока на пароходе будет производиться обыск.

Пуаро одобрительно кивнул головой.

- Очень хорошо придумано. Тот, кто украл жемчуг, еще не смог избавиться от него. Мы объявим обыск без предупреждения и тем самым лишим вора возможности в панике выбросить жемчуг за борт.

Рэйс вытащил несколько листков бумаги.

- Я обычно веду короткие записи фактов того дела, которое расследую.

Пуаро отодвинул листы.

- Я задаю себе сейчас единственный вопрос: почему пистолет был выброшен за борт?

- И это все?

- В данный момент все. До тех пор, пока я не найду удовлетворительного ответа на этот вопрос, для меня все бессмысленно. Короче, пистолет - это отправная точка.

Рэйс пожал плечами. Пуаро некоторое время сидел в глубокой задумчивости. Потом он взял мокрую бархатную накидку, расстелил ее на столе и стал ощупывать пальцами подпалины и дырочки от пули.

- Скажите, мой друг, - неожиданно обратился он к Рэйсу, - вы больше меня знакомы с огнестрельным оружием, такая штука, если ею обернуть пистолет, намного ли она ослабит звук выстрела?

- Нет, не намного. Разницы почти никакой. Пуаро удовлетворенно закивал.

- Мужчина, которому приходится иметь дело с огнестрельным оружием, знал бы это. А вот женщина может и не знать.

Рэйс крутил в руках перламутровый пистолет.

- Такая маленькая штучка не делает шума, - проговорил он, - как будто вынули пробку из бутылки - вот и все. Когда вокруг шумно, девять человек из десяти просто не обратят внимания на такой звук.

Пуаро взял в руки платок и стал его разглядывать.

- Мужской платок - но не платок джентльмена. У Вулворса такой платок стоит не больше трех пенсов.

- Он подходит Флитвуду.

- Да. Как я заметил, Эндрью Пеннингтон пользуется очень тонкими платками.

- Может быть, Фергюсон?

- Возможно, в знак протеста, но ему бы подошел цветастый платок.

- Им воспользовались вместо перчатки, чтобы не было отпечатков пальцев, - сказал Рэйс и шутливо добавил:

- "Свидетельство окровавленного платка".

- Да, странные пятна, посмотрите,

- Пуаро расправил платок и еще раз внимательно осмотрел пятно.

- Странно, - пробормотал он, - весьма странно... - он замолчал, и вдруг заговорил совсем другим тоном, очень мягко.

- Бедная мадам Дойль. Она лежала так спокойно и безмятежно... и маленькая дырочка у виска. Помните, как она лежала.

Рэйс удивленно взглянул на него.

- Мне показалось, - с упреком сказал он, - будто вы хотите мне что-то объяснить...

18

В дверь постучали.

- Войдите, - откликнулся Рэйс.

Вошел стюард.

- Простите, сэр, - обратился он к Пуаро, - меня послал за вами мистер Дойль.

- Я приду.

Пуаро встал и направился к каюте доктора Бесснера. Симон лежал, весь обложенный подушками, его лихорадило, щеки его горели.

- Я жутко рад, что вы пришли, мсье Пуаро, - начал он смущенно, - у меня к вам одна просьба.

- Да.

Симон еще больше покраснел.

- Я хотел спросить о Джекки. Мне нужно повидать ее. Как вы думаете, если я попрошу вас привести ее сюда, она согласится? Понимаете, я все лежу здесь и думаю... ведь она совсем дитя, несчастное дитя, а я обошелся с ней как последняя скотина. И... - он запнулся и замолчал.

Пуаро наблюдал за ним с интересом.

- Значит, вы хотите видеть мадемуазель Жаклину? Я пойду за ней.

- Спасибо. Это ужасно мило с вашей стороны. Пуаро отправился на поиски Жаклины. Она сидела в углу салона, низко нагнувшись над книгой, но не читала.

- Пойдемте со мной, мадемуазель, - ласково сказал Пуаро, - мсье Дойль хочет вас видеть.

Она вспыхнула, потом побледнела.

- Симон? - сказала она, как бы не веря своим ушам.

- Он хочет видеть меня? Меня.

Его тронуло ее волнение.

- Так вы идете, мадемуазель?

- Я? Конечно, разумеется, иду.

Она пошла за ним как послушное дитя. У входа робко остановилась, глядя в лицо Симону.

- Привет, Джекки!

- Ему тоже было неловко.

- Я очень рад, что ты пришла. Мне хотелось тебе сказать... понимаешь, я...

Она перебила его:

- Симон - это не я... - торопливо, задыхаясь, говорила она, - я не убивала, ты ведь знаешь. Я потеряла голову прошлой ночью. О, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня.

Теперь ему стало легче.

- Ну, конечно. Я уже простил. Совсем простил. Это я и хотел тебе сказать. Ты беспокоилась немного, я понимаю...

- Беспокоилась? Немного? О, Симон!

- Поэтому мне и хотелось тебя увидеть. Все в порядке, старуха. Ты просто перепила вчера и расклеилась. Это естественно.

- Но, Симон! Я же могла убить тебя!

- Да нет, кого можно убить из твоей игрушки?

- А как же твоя нога! Ты, может быть, не сможешь ходить...

- Послушай, Джекки, не надо каркать. Скоро мы будем в Асуане, мне сделают рентген и вытащат из ноги пулю. Я снова буду здоров как огурчик.

Жаклина судорожно глотнула воздух, вдруг она бросилась через всю каюту и упала на колени у постели Симона, судорожно плача. Симон неловко гладил ее по голове. Он посмотрел на Пуаро, и тот, вздохнув, неохотно вышел из каюты, оставив Симона и Жаклину одних. Уходя он слышал невнятный шепот: "Ах, какая я гадина. Симон, Симон... Мне так стыдно!"

На палубе стояла Корнелия, облокотившись на перила.

- Это вы, мсье Пуаро, - начала она, обернувшись, - ужасно, такое страшное несчастье.

Пуаро посмотрел на небо.

- Когда светит солнце - луна не видна, - проговорил он, - но стоит закатиться солнцу, стоит солнцу скрыться...

- Простите? - сказала Корнелия, широко открыв рот.

- Я только сказал, мадемуазель, когда заходит солнце, мы видим луну. Вы со мной не согласны?

- Почему же, разумеется, согласна.

Однако она смотрела на него неуверенно. Пуаро усмехнулся.

- Я болтаю глупости, не обращайте внимания.

Он неторопливо направился в сторону кормы. Около первой каюты он помедлил. Оттуда доносился голос...

- Какая неблагодарность - после всего, что я для тебя сделала! Никакого сочувствия к несчастной матери! Никакого сочувствия к моим страданиям...

Пуаро плотно сжал челюсти. Он поднял руку и постучал. Настороженная тишина и затем голос миссис Оттерборн:

- Кто там?

- Мне нужна мадемуазель Розали.

Девушка показалась в дверях. Она выглядела измученной, темные круги под глазами, морщинки у рта.

- В чем дело? - спросила она грубо.

- Что вам угодно?

- Я хотел бы поговорить с вами, если вы согласитесь доставить мне это удовольствие.