Елена Логунова - Вкус заката

– О, мон анж! – трепетно вздохнул польщенный кавелер, отправляя по эфирным волнам к зефирному облаку в окне преизящный воздушный поцелуй.

– Я передумала, я тут не выхожу, потихоньку отъезжайте! – скороговоркой скомандовала я водителю, который тоже разинул рот, заслушавшись и заглядевшись на трогательную сцену утреннего прощания престарелых любовников.

В том, что Софья Пална и мсье Серж состоят именно в таких отношениях, сомнений не было (кстати, мне наконец стало понятно, почему престарелая прелестница систематически заседает в кондитерской рядом с «Ла Фонтен» – не иначе, держится поближе к предмету страсти!). В связи с этим в мой собственный план надо было срочно внести коррективы. Для начала – потихоньку удалиться, чтобы не мешать умилительному воркованию возрастной парочки голубков.

О том, чтобы на пару дней, оставшихся до окончания моих каникул, остановиться, как я планировала первоначально, у Софьи Палны, теперь не могло быть и речи. Она не отказала бы мне в гостеприимстве, но разве могла я красть бесценное время у этих замечательных стариков, мешая их ночным свиданьям? Они вместе, они радуют друг друга – благослови их, алый ангел!

– И куда теперь, мадам? – спросил таксист.

В его голосе прозвучало невысказанное подозрение. Вероятно, у бедняги возникли опасения, что наше с ним затянувшееся путешествие вовсе не имеет определенной цели. Однако я точно знала, куда мне нужно:

– В аэропорт!

Еще по дороге, прямо из машины, я позвонила в авиакомпанию и поменяла свой билет на самолет. Очень удачно получилось: свободные места на сегодняшний рейс из Ниццы в мой родной город имелись, переоформление билета стоило мне сущие копейки, и я как раз успевала к вылету.

Столица Лазурного Берега провожала меня совсем не так, как встречала! Утро было ослепительное, и уже в половине десятого большой термометр у раздвижных дверей аэровокзала показывал плюс восемнадцать.

– Очки! Превосходные солнечные очки! – зазывно голосил знакомый чернокожий малый, стратегически грамотно устроившийся на фоне термометра.

Я остановилась и оглядела многоярусную проволочную стойку, похожую на полысевшую новогоднуюю елочку, своеобразно украшенную окулярами.

– Выбирайте очки, мадемуазель! – встрепенулся темнокожий братец. – Такие прелестные глазки, как ваши, нужно беречь!

– Вот эти, пожалуй! – Я выбрала самые большие и темные.

– Модель, как у Одри Хепберн! – похвалил мой выбор продавец. – Бессмертная классика! Удивительно, какой хороший вкус у юной мадемуазель!

– Вы мне льстите, – пробормотала я.

Было очевидно, что знакомый коммерсант меня не узнал, так что о скидке не стоило и заикаться.

Время до начала регистрации на рейс я скоротала за неспешным завтраком в кафе на первом этаже аэровокзала.

В одиннадцать часов я прошла пограничный контроль, в половине двенадцатого уже была на борту самолета, ровно в полдень отправила смс на номер, оставленный мне Павлом, и в начале первого воспарила над Лазурным Берегом – разумеется, не сама по себе, а на крепких крыльях «Боинга».

Мы, алые ангелы, не мастера летать.

У нас совсем другая специализация.

«Мой дорогой, я вовсе не нуждалась в твоей любви. Я сама хотела тебя любить, чтобы вновь ненадолго украсить свою жизнь восхитительным сумасшествием, которое, увы, излечимо. И вот я уже излечилась, а ты и не был болен. Теперь, когда мы оба здоровы, мне остается сказать только одно:

– Прощай, мы встретимся в следующей жизни!

Смотри в оба, чтобы не упустить меня в другой раз».

Я поставила точку и вскинула кулак в победном жесте:

– Есть!

– Что, готово? Новая рукопись закончена? – встрепенулся Санчо в приемной. – Айн момент, Донна Анна, айн моментик!

Сквозь тонированное стекло я видела, как мой помощник изящно, точно танцуя, прошелся по приемной под более или менее музыкальное сопровождение открывающихся и закрывающихся дверок шкафчика, бара и холодильника.

– Па-ра-ра-рам! – Санчо с разворота ввинтился в приоткрытую дверь с подносом.

– Неужели это еще то шампанское, которое осталось с Нового года? – удивилась я.

– Обижаете, мадам!

Санчо подвинул в сторону клавиатуру, сноровисто расстелил на столе крахмальную салфетку, поставил на нее бокалы, вазочку с клубникой и принялся терзать проволочную обмотку на горлышке бутылки.

– Совсем не то, что было на Новый год, это настоящее французское! Семен Аркадьевич прислал еще к вашему возвращению из Ниццы, но вам же тогда нельзя было пить, и я припрятал бутылочку до лучших времен.

– Э-э-э… Ну да, тогда мне было нельзя. – Я с сожалением поняла, что стала жертвой собственного обмана.

Вернувшись из Ниццы, я несколько дней жила затворницей: никуда не ходила, ни с кем не встречалась. Я привыкала: не столько к новому телу, сколько к былой эмоциональности, которая в полной мере вернулась ко мне вместе с физической молодостью. Да, жизненный опыт, все приобретенные за годы знания и привычки остались при мне, но к ним прибавились чрезмерные чувствительность, сентиментальность и порывистость, от которых я успела было избавиться. Меня вновь легко было растрогать, обидеть, довести до слез, подбить на глупые поступки. Пришлось посидеть в норе, пока кожа не стала потолще.

Помощнику я по телефону объяснила, что во Франции прошла дорогущий курс экспериментальных косметических процедур, результат которого в полной мере проявится через некоторое время. А до тех пор, мол, мне в люди лучше не ходить, чтобы никого не пугать своей незаурядной внешностью.

Поскольку Санчо и сам регулярно посещает косметолога, дополнительные объяснения ему не понадобились. Зная, как эффектно выглядит физиономия пациента сразу после заурядной чистки, он легко вообразил, что может сделать с человеческим лицом целый курс экспериментальных косметических процедур.

Находчивое вранье не только обеспечило мне полный покой до конца недели, но и загодя избавило от необходимости каждому встречному-поперечному объяснять разительные перемены в моей внешности. Санчо разболтал о передовой косметологии по секрету всему свету, так что после выхода «в люди» мне пришлось отбиваться от знакомых, жаждущих припасть к загадочному французскому источнику второй молодости. Чтобы отбить у граждан охоту к экспериментам, пришлось сказать, что в ряде случаев эта практика имела смертельный исход – собственно, тут я даже не врала. Разве что немножко перестаралась в попытке создать убедительный образ мученицы, объявив, что для проявления полного косметического эффекта должна целых две недели воздерживаться от сладкого, мучного и спиртного. После чего дамы, желающие обрести девичью красоту и стройность волшебным путем, без изменения нездорового образа жизни, от меня моментально отстали. Зато и я сама виски с колой и плюшки с шоколадом вынуждена была употреблять в уединении собственной квартиры, за плотно задернутыми шторами.