Галина Романова - Длинная тень греха

— Вот видите этого человечка на заднем фоне? — его палец ткнул в крохотную непокрытую голову мужчины, который явно прятался за углом ангара и подсматривал за романтическим пока еще свиданием. — Знаете, кто это?

— Нет! — одновременно ответили Нина и Дэн, и даже головой качнули синхронно для убедительности. — А кто это?!

— А это, господа мои хорошие, не кто иной, как Дугов Николай Иванович собственной персоной! Один из персонажей нашего любовного треугольника… Теперь уж и не треугольник получается, а квадрат просто какой-то! Однако, милая Мариночка… как тут не пожалеть бедного Хабарова!

На Хальченкова, невзирая на позднее время — шел десятый час ночи, — вдруг напала жажда деятельности. Он снова принялся названивать Олесе Данилец: очень уж хотелось ему щелкнуть по носу упрямую девицу неопровержимыми фактами причастности Дугова.

Заступалась, понимаешь, она за художника! Не виноват, переживает, и все такое…

А он тем временем за углом стоял. Мало того, что видел все своими глазами и не вмешался, не помешал, так может… Может, с его попустительства все и произошло?

Ох, и гадкое дело! Ох, и гадкое!.. Чем больше он разгребает, тем все зловоннее и зловоннее.

— Где же это вашу подругу носит в такой-то час? — ехидно поинтересовался он у парня. — Звоню, а она не отвечает.

— Не знаю.

Дэн оставался совершенно спокойным, с тоской посматривая на опустевшую корзинку. Там оставался последний сухарь, взять который отчаянно хотелось, но было как-то неудобно.

— Ладно, потом позвоню, а сейчас, попрошу меня извинить, мне надо ехать! — Хальченков натянул свой любимый пуховик, застегнув его по привычке под самый подбородок, и выразительно сделал гостям знак рукой, призывающий выметаться.

— А вы куда? — вскинулся сразу любознательный Олесин приятель. — А мне с вами можно?

— Да бога ради же! Мне не жалко! А поедем мы с вами в «Солнечные ключи» к Дугову Николаю Ивановичу, чья макушка запечатлена на одной из этих фотографий. — А вы, Ниночка? Вы как?

Нина ехать с ними отказалась наотрез и уже через десять минут выруливала со двора дома, в котором жил Хальченков. А эти двое, без лишних слов, загрузившись в «Жигули» Хальченкова, взяли курс на санаторный поселок…

Дугова Николая Ивановича они застали за работой. Посреди уютной гостиной был установлен огромный мольберт, кругом краски, кисти. Сам хозяин, все в том же льняном костюме, уже успел перемазаться. Но, кажется, был доволен своей работой.

Олеся вот лично пока еще ничего не сумела рассмотреть в разрозненном нагромождении ярких линий, контрастирующих с черными и белыми полосами.

— Вы же не художник! — пожал плечами Дугов в ответ на ее недоумение. Тут же выразительно глянул за ее плечо и спросил, недовольно сжав губы. — Я разве просил вас привозить ко мне представителей местной власти? Что-то не припомню!

— Извините, но… Так сложились обстоятельства, — зашептала она громко, но так, чтобы эти двое за ее спиной не услышали. — Они начали обвинять меня в каком-то странном шантаже, представляете! А я ничего такого…

— Итак! — Дугов взял ее за плечи и просто переставил себе за спину, обращаясь к приезжим. — Господа, я хотел бы знать о цели вашего визита!

— Цель на удивление проста и совершенно не причинит вам никаких неудобств, — с очаровательной улыбкой объяснил Володя, доставая из кармана фотографии. — Взгляните, прошу вас!

Дугов через великую неохоту принял фотографии из его рук. Прошел к высокому креслу у камина, демонстративно уселся в него спиной ко всем присутствующим и принялся рассматривать.

Смотрел долго, как всем показалось. Вглядывался, снова и снова перелистывал снимки, тасовал, снова вглядывался, и так до бесконечности. Потом, не оборачиваясь, вытянул руку в направлении Володи и проговорил с изумлением:

— Мне и не требовалось смотреть на все это. Все это я видел и воочию, так что… Надо же, кому-то пришла в голову идея все это сфотографировать! Зачем, спрашивается?

— Чтобы разбогатеть, наверное, — подал голос Писарев. Он тоже присел, но к столу. Не раздеваясь, только шапку снял, швырнул ее на скатерть. — Засняли якобы меня, убивающего эту женщину. И давай, поганцы такие, портить кровь и нервы.

— Понятно… — задумчиво протянул Дугов, вдруг потянулся большим и сильным телом, зевнул и, повернувшись к Писареву, спросил с деланным равнодушием. — Ну, а от меня вы все чего хотите? У вас, как я понял, проблемы. Я-то тут при чем?

Писарев коротко глянул на Олесю и сделал ей знак подбородком. Мол, давай, выступай, твоя партия. Она согласно кивнула и, сделав шаг к креслу, в котором потягивался хозяин, пробормотала:

— Вы можете нам всем помочь, Николай Иванович! Всем сразу причем!

— О, как!!! — Дугов кривовато ухмыльнулся. — И чем же? Погодите, попробую угадать… Я должен снять подозрения с вашего жениха, пардон, с мужа покойной — Хабарова, как там, бишь, его зовут?..

— Влад! Его зовут Влад! — терпеливо снесла она его кривляния.

— Ах, да! Ну, конечно! Как я мог позабыть об имени этого несчастного рогоносца!.. Я его должен спасти от тюрьмы. Потом я должен спасти от шантажа и, соответственно, от возможного скандала, следующего за шантажом, вас, Григорий Иванович? Я угадал?

— Абсолютно! — Писарев скрипнул зубами, мысленно послав кучу проклятий в адрес своего водителя и жены, по чьей вине, по сути, он все это сейчас терпел.

— Хорошо, я это понял. И даже знаю, как я могу это сделать. Только вот не могу понять: зачем мне это делать? Это, пожалуй, самый главный вопрос на сегодняшний момент.

Он над ними издевается! Мысленно ахнула Олеся. Над всеми их чувствами, страхами, опасениями и желаниями восстановить справедливость. Он издевается, этот чертов павлин, возомнивший себя великим художником. А она-то его еще жалела…

И тут вдруг тишину, повисшую в комнате натянувшейся пружиной, разрезал вальяжно-ленивый голос Хальченкова:

— А ты его, милая Олеся Данилец, еще и жалеть смела. Неприятный же человечек, скажу я тебе!

Все резко дернулись от звука постороннего голоса и разом обернулись ко входу.

Хальченков Виктор Георгиевич собственной персоной стоял у порога гостиной и, премило всем улыбаясь, раскачивался с пятки на носок. За его спиной безликой тенью маялся Дэн, делая Олесе какие-то загадочные знаки руками.

— Добрый, добрый, добрый всем вечер! — продекламировал между тем Хальченков и вошел, тут же повернулся к остолбеневшему Дугову, шутливо поклонился и проговорил: — И вам здрассти, конечно, тоже!

— Как вы сюда?.. — хотел было тот возмутиться, но севший голос ему этого не позволил, и закончил Николай Иванович уже вполне по-человечески: — Могли бы и позвонить в дверь, между прочим.