Михаил Шторм - Последняя тайна Египта

Отверстие, проделанное в стене, выходило под самый обрез обширного сводчатого потолка. Внизу зияла черная пустота. Петров нырнул в нее без колебаний и наполовину сполз, наполовину скатился на пол подземного покоя. Быков так же решительно последовал за ним. Было слышно, как в дыру протискивается Сабрина.

— Мы с Джулией пока побудем снаружи! — крикнул Стигвуд. — Не хотим вам мешать. Будет слишком тесно.

Возражений не последовало. Трое первопроходцев стояли рядом, осматривая помещение, в котором оказались. Быков поймал себя на чувстве уважения и даже благоговения перед мертвым фараоном, который был погребен здесь много-много веков назад.

Усыпальница имела прямоугольную форму, приблизительно девять на шесть метров. Высота ее была в два человеческих роста. Одна стена была лишь оштукатурена, а остальные облицованы глазурованной плиткой. Указав на засохшие комки возле одной из них, Петров пояснил, что когда-то на протяжении всего пути саркофаг тащили на салазках по мокрой глине, устилавшей полы.

— Рабочие не убрали за собой как следует, — сказал он. — За это они могли поплатиться жизнью, если бы надзиратели заметили грязь.

— Почему же они не заметили? — спросил Быков.

Он говорил вполголоса, чтобы не нарушать покой этого странного жутковатого места, находившегося на глубине нескольких десятков метров под землей.

— Освещение было скудное, — ответил Петров. — Когда много людей долго находятся в замкнутом пространстве, остается мало кислорода для огня. Подобные оплошности находили все первооткрыватели усыпальниц. Где штукатурка неровная, где погребальные венки сгорели не полностью и были брошены. Египетские усыпальницы устроены таким образом, что в них ничего не истлевает. Все как на ладони. Как будто не прошло четырех с лишним тысяч лет… Ого! Сейчас мы узнаем точную дату.

С этими словами Петров взял с каменной полки небольшой глиняный сосуд темно-красного цвета.

Поскольку он был слишком увлечен, давать пояснения вызвалась Сабрина.

— Это кувшин для бальзама, — сказала она. — Роль пробки выполняли печати на засохшей глине. Если этот цел, то Серджио сможет прочитать имя владельца гробницы.

— Совершенно верно, — пробормотал Петров, вооружившийся складной лупой. — Ну-ка, посветите мне. Ближе… Левее… Так, что мы видим? А видим мы классический образчик цилиндрической печатки фараона. Имя взято в рамку в форме вытянутого овала.

— Картуш, — уточнила Сабрина.

— Картуш, — согласился Петров, глядя в лупу одним глазом. — Вытянутая веревочная петля с узлом, образующим прямую линию. Имя не могу разглядеть.

Быков посмотрел через плечо, но иероглифы так и остались для него иероглифами, которые ему ничего не говорили.

— Ахамен… Ахаменкхар, — прочитала Сабрина, запинаясь. — Не помню такого. Такого имени нет ни в списке Саккара, хранящемся в Каирском музее, ни в списке фараонов из храма Сети в Абидосе…

— Ни в Туринском папирусе, — продолжил за нее Петров, торжествующе усмехаясь. — Манефон его не упоминает тоже. Тем не менее имя ты прочитала правильно, Сабрина. Ахаменкхар. А тут ниже, видишь?.. — Он показал. — Сказано, что он сын Эхнатона. Сын фараона, а значит, и сам фараон.

— Эхнатон, — повторил Быков, открывая свой мысленный архив. — Известная личность. Муж красавицы Нефертити. Намеревался заменить египетский пантеон одним-единственным богом, Атоном. При нем не было развязано ни одной войны, а в искусствах наступил настоящий расцвет. Насчет детей Эхнатона мне ничего не известно.

— У него было шесть дочерей от Нефертити, — сказал Петров. — И только потом появился сын и единственный наследник, Тутанхамон. Скорее всего, он был рожден от какой-то женщины низкого звания, потому что похоронили его как простого смертного.

— Тогда при чем тут Ахаменкхар?

Петров не ответил, присев рядом с саркофагом. Быков и Сабрина обступили его.

— И впрямь невелик, — пробормотал он. — Нет никакого сомнения в том, что внутри находится мумия ребенка.

— Ребенка? — переспросила Сабрина дрогнувшим голосом. — Не того ли головастика, который…

— Замолчи! — процедил Петров. — Надоело! Сейчас не до тебя! Ты всех достала своими страхами.

— Полегче, Сергей, — предупредил Быков. — Ты с женщиной разговариваешь.

— Я с подчиненной разговариваю. И сам вправе выбирать тон и слова!

Отстояв таким образом свой авторитет, Петров сбавил обороты.

— Смотри, Сабрина, — произнес он другим голосом. — Мы стоим перед саркофагом, к которому никто не прикасался по меньшей мере три тысячи лет. Разве не об этом мы с тобой мечтали? Мы первыми взглянем на обитателя этого святилища. Приветствуем тебя, царь Ахаменкхар!

— Скажи, Сергей, разве Египтом могли править дети? — спросил Быков, который по-прежнему удивлялся размерам алебастрового гроба.

— Нет, конечно, — ответил Петров. — Но у фараонов были дети, не забывай. И некоторые из них — любимые. Таких хоронили с особыми почестями. Историки давно обсуждают и оспаривают версию о наличии у Эхнатона второго сына, неизвестного науке. И теперь мы видим, что версия эта совершенно верна. Он здесь. — Петров обошел саркофаг, держась от него на небольшом расстоянии, чтобы определить, как лучше его открыть. — Настоящий наследник Эхнатона покоится здесь, и зовут его Ахаменкхар.

— Отчего он умер?

— Тут несколько предположений, друзья мои. Согласно первой версии, мальчик был болен или слабоумен, из-за чего пришлось от него избавиться. Не мог ведь Эхнатон допустить, чтобы его трон унаследовал физический или умственный калека.

— А вторая версия? — спросил Быков.

На лице его были написаны удивление и некоторая тревога. Он уже второй раз выглянул в лаз и не увидел снаружи Джулию и Стигвуда, которые, вместо того чтобы сгорать от любопытства, куда-то подевались.

— Ахаменкхар умер естественной смертью все от той же неизлечимой болезни, — сказал Петров. — Возможно, от рахита. Как бы то ни было, отец тяжело пережил его смерть и похоронил мальчика со всеми полагающимися почестями. Даже пирамиду для него воздвиг, хотя, как мы знаем, простояла она недолго. Но хватит исторических экскурсов. Пора заняться делом.

Он опустился на колени и принялся внимательно рассматривать саркофаг. Полированная верхняя часть выпуклой алебастровой оболочки была покрыта темным слоем пыли и мелких камешков, свалившихся с потолка. Кругом валялись гораздо более крупные камни, каждый из которых мог бы при падении расколоть или сильно повредить алебастровую крышку, однако каким-то чудом она осталась невредима.

Петров взялся за нее обеими руками, ища зазор, чтобы просунуть пальцы.

— Не спеши, Сергей, — сказал Быков, подходя ближе, чтобы осмотреть потолок над саркофагом. — Ты не заметил? Почему-то камни осыпались только в центре. Остальной пол абсолютно чистый.