Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

Я повел «Флэш» во Фламинго через пролив Уайтвотер и далее через устье реки Шарк в Мексиканский залив. Залив был ровным и спокойным, так что я увел яхту на десять километров от берега, взяв такой курс, чтобы выйти мимо мыса Романо, и поставил старый надежный автопилот, «Металлического моряка». Он стал слабо поворачивать штурвал туда-сюда, каждый раз всего на несколько сантиметров. Я проверил, держит ли он курс. Солнце начало припекать сквозь легкую дымку, и ветерок при почти полном штиле возникал от того, что катер шел на большой скорости. Днем я прослушал прогноз погоды морской службы Майами. Тропический циклон с эпицентром ниже Юкатанского перешейка двигался к северо-востоку со скоростью пять-шесть узлов.

Чук принесла наверх обед. У обоих был подавленный вид. Я понял, что их беспокоит неизвестность. Нужно инстинктивно чувствовать, сколько следует рассказывать своим войскам. Слишком мало — это так же плохо, как и слишком много.

— Что нас ожидает, — сказал я, — так это большая игровая афера. Этакая псевдозаконная вариация известной игры в «нашедшего бумажник».

— Что это значит? — спросила Чук.

— Сначала выбирают клиента, потом главный там, где было намечено, роняет бумажник, да потолще. Помощник успевает подобрать его, опередив клиента на долю секунды. Они отходят в переулок. Помощник считает деньги, и клиент видит, что в бумажнике, скажем, девятьсот долларов. Потом появляется главный — тип, очень внушающий доверие. Знакомый помощника, но из тех, кого помощник почтительно величает «мистером». Тот заявляет, что нашел бумажник один. Главный отводит клиента в сторону и говорит: он считает, они нашли бумажник вместе, а значит, и деньги нужно разделить поровну. Помощник нехотя соглашается. Главный продолжает: для справедливости надо в течение недели следить за объявлениями о пропаже. Если никаких объявлений не появится, можно делить деньги. Достает коричневый конверт, засовывает туда бумажник вместе с ярлычком, помощник и клиент расписываются на ярлычке. Ну, ладно, у кого он будет храниться? После некоторого спора решают, что клиент может оставить его у себя, отдав помощнику триста долларов в качестве залога своих добрых намерений… Главный соглашается подержать конверт, пока клиент не вернется с тремя сотнями. Обмениваются адресами. Клиент в течение недели изучает все объявления о пропаже, потом радостно надрывает конверт и находит там старый драный бумажник, набитый газетами. Подменили, пока ждали его возвращения с тремястами долларов… Или, если попадается более умный клиент, замену производят прямо у него на глазах, разрешив ему держать конверт у себя и пойдя в банк вместе с ним. Это обычно зависит от степени человеческой жадности. Такая игра, Артур, представляет собой несколько усложненную вариацию все той же старой аферы. Роль главного сыграл Стеббер, Вильма была наводчицей, а Гизик, Уаксвелл и Уаттс — помощниками. Сделав дело, они ушли на дно. Но так как дело было полузаконным, некоторым из них — Уаттсу и Уаксвеллу — пришлось остаться на поверхности. Подозреваю, им достались куски помельче. Так что от нас потребуется выставить маленькую приманку.

Чук вскинула брови:

— Чтобы заставить Стеббера и Гизика играть в открытую? Но ты не похож на клиента, Трэв. И если наткнешься на Вильму, она тебя узнает.

— У меня есть кое-кто на примете, он уже дал согласие, и мне нужна помощь компетентного человека, чтобы представить его в лучшем виде.

— Кто это? — напрямую спросил Артур.

— Его придется изобрести. Но если понадобится его присутствие, нужно иметь кого-нибудь про запас. Кого-нибудь, кто бросится сюда по первому зову и хорошо сыграет роль.

— И у тебя есть кто-то на примете, не так ли? — с вызовом сказала Чук.

— Ты встречалась когда-нибудь с Роджером Блиссом?

Она не знала его. Я рассказал им о Роджере. Если б не роковая капля честности, он мог бы стать величайшим хранителем тайн нашего времени. Получив образование в области изящных искусств, отправился учиться и писать картины в Италию. Там столкнулся с киношниками и начал помогать им в разработке характеров персонажей. Он был прирожденным мимистом и понял, что большим художником никогда не станет. Но со временем в кино ему надоело. Он стал хозяином маленькой и дорогой картинной галереи в Голливуде, Флорида, с немалой выгодой обхаживающим целый список покровителей искусств. Зажил хорошо, часто бездельничая, особенно в сезон затишья. И в прошлом раза два помогал мне, когда нужен был некто, кто мог, по моему требованию, предстать убеждающим психиатром, полковником военно-воздушных сил, деканом колледжа или авантюристом из Оклахомы. Он обладал потрясающими способностями перевоплощаться абсолютно правдоподобно, вплоть до манеры поведения и деталей одежды. Я убедился, что его можно вызвать, просто на всякий случай. И подумал над легендой, от которой у Стеббера и компании слюнки потекут.

Так что мы обошли Эверглейдз сбоку, проплыли мимо затуманенной береговой линии Десяти Тысяч Мангравских островов. Необычно темный и странный край, одно из немногих оставшихся на земле мест, которое человеку не удалось испортить. Большая полоса водорослей, самая широкая и мелкая на всем континенте, начинается невдалеке от Окихоби и уходит на юг. Развесистые дубы, широколистые пальмы и деревья еще пятидесяти видов кажутся колышущимися островами на сорокакилометровой водорослевой реке. На ее широких влажных берегах высятся безмолвные кипарисы. Там, где прилив просачивается в полосу, превышая все пределы солености, начинаются заросли карликового ризофора. Десять тысяч островов охватывают огромный, насыщенный парами приливный бассейн там, где полоса входит в Гольфстрим и Флоридский залив.

Человеку, вечному упрямцу, удалось пробить всего несколько брешей в этом полном безмолвии. Постами по периметру встали Эверглейдз, Марко, Фламинго и Чоколоски. Но человек тут никогда не голодал. Здесь жирный чернозем, такой тучный, что еще сто лет выращенные в Эверглейдзе помидоры, проданные зимой в Нью-Йорке, приносили по двадцать четыре доллара с ящика. Но над островами проносились ураганы, нагоняя соленую волну, и требовались годы, чтобы выщелочить отравленную почву. Лихорадки, мошкара, бури и изоляция — вот что всегда подрывало дух всех, кроме самых суровых из тех, у кого хватило юмора описывать пик сезона москитов как время года, когда, помахав пинтовой кружкой, наловишь их целую кварту.

Здесь с незапамятных времен жили стойкие индейцы племени калуза, возводя на островах укрытия от шторма из раковин устриц и моллюсков, которыми они питались. Так что ко времени их полного уничтожения испанцами набрались столь многотонные груды ракушек, что ими были выложены многие и многие мили первых грубых дорог в дебри Глейдза.