Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

Она снова посмотрела на фотографию:

— Она очень интересно выглядит. Только поза дешевая. А вы знаете, как она держалась, как ходила и тому подобное?

— Мы с мистером Мейером провели с ней два дня.

— Ей было около двадцати пяти?

— Двадцать шесть.

— Чем она занималась?

— Двенадцать лет была проституткой.

Карие глаза Мерримей широко распахнулись.

— Ну и ну, так рано начала, правда?

— Одно время она была пятисотдолларовой девушкой по вызову в Нью-Йорке.

Она недоверчиво спросила:

— Они так много получают?

— Некоторые из них, очень немногие.

Она пожала плечами:

— Ладно, тогда договорились, но при условии, что я могу отказаться, если придется делать то, чего я не захочу. Я не хочу ничего больше знать о ней, пока Кретоффский меня не загримирует.

— Солнце ее подпортило, — сказал Мейер. — Та была довольно бледной.

— Вижу. Но это не проблема. А как насчет одежды?

— Я думаю, — сказал Мейер, — что как в тот раз, когда они совершили первую попытку. — Он посмотрел на меня, и я кивнул. — Мисс Лейн, она была в шерстяной юбке с запахом и светлой блузке без рукавов из натурального шелка. Спереди воротник напоминает китайский, сзади сильно опущен, полукруглой формы.

Она нахмурилась.

— Наверно, в гардеробной есть. Сколько у нас времени?

— Это будет рано утром во вторник.

— А, тогда, если они ничего не подберут, я сама что-нибудь похожее разыщу. Расходы оплатите?

— Разумеется.

В субботу к четверти пятого мы были готовы продемонстрировать Джейку Карло окончательный результат.

Мерримей захотела освежить грим, так что мы отправились в офис к Джейку. Мейер сказал:

— Мистер Карло, у вас встречаются просто фантастические таланты. Возможно, эта девушка даже лучше, чем вы предполагали. Я вымотался. Она вытягивала из нас каждую каплю информации. Каждый привычный жест, какой мы только могли вспомнить. Она даже над голосом поработала, сказав, что хотя она и знает, что это не понадобится, но будет лучше ощущать себя той, другой девушкой. Трэвис, она заслуживает премиальных.

— Согласен.

Она постучалась и вошла в кабинет. Одежда была скопирована почти точно, даже подобранные ею туфли выглядели точно так, как если бы их выбирала сама Ванжи. Кретоффский прекрасно поколдовал над ее глазами. Только цвет был не тот, слишком глубокий и мягкий карий.

Это была походка Ванжи. Те же тщательно контролируемые покачивания, подрагивания и поворот бедра, носки чуть вовнутрь. Это была бледность Ванжи и то, как она смотрела на вас, слегка опустив голову, выжидательно и с вызовом. Поворотом головы она откидывала с лица темную прядку и, понижая голос, добивалась той же глубины и полноты звучания.

Остановившись у стола, она подбоченилась:

— Они там сказали, вы, мальчики, сюда меня хотели. Я Ванжи, уменьшительное от Еванжелины, Беллемер. Ей-богу, такая тоска будет весь этот чертов день там проболтаться. То есть я хочу сказать, я привыкла действовать поактивнее. — Она развернулась, сделала неопределенное танцевальное па, повернулась и рухнула в кресло, сердито глядя на нас.

— Трэв, солнышко, самое меньшее, что ты можешь сделать, — это плеснуть немного хорошего бурбона для Ванжи, то есть я хочу сказать, уже то время дня наступило, правда? — Она провела кончиком языка по верхней губке. Я раз сорок видел, как это делала Ванжи, вот так же медленно.

Конечно, это не было точной копией. Она не была Ванжи, но настолько к ней приблизилась, что у меня внутри все опустилось и озноб пробегал по коже.

Джейк вырвал лист из блокнота, сложил пополам и поднял вверх.

— Душечка, я на этой бумажке написал одно слово. Оно имеет огромное значение. Я это слово уважал всю жизнь. Я дурак. Это слово было передо мной, а я не мог его прочесть. В понедельник оно будет добавлено к твоим данным, красавица. А в конце недели мы тебя заново сфотографируем. — Он подбежал к ней. — Я отдаю этот лист тебе. Джейк Карло никогда не напишет ничего глупого о чем-нибудь столь прекрасном, великом и восхитительном.

Она развернула лист. Потом поглядела на него с притворной усмешкой Ванжи.

— Актриса! Солнышко, где ты раньше была, тебя что, взаперти держат? Слушай, если ты опять захочешь провернуть дельце на пятьсот долларов, и чтобы этот пентюх снова к тебе обратился, когда в следующий раз в городе объявится, тут уже тебе придется актрисой быть. Точно?

Сияя, Джейк обернулся и всплеснул руками:

— Видали? Видали?

— Джейк, милый, — сказала она. — Пожалуйста, не надо. Ты меня до слез растрогаешь, грим потечет. Я и так… весь день вот-вот расплачусь. Наверно, из-за Ванжи. Ей-богу, не пойми меня так. Бедная, печальная простая сучка. Джейк, ты меня просто счастливой сделал. Черт, черт, черт. Я сейчас разревусь. — Она вскочила и выбежала из комнаты.

— Ее можно использовать на значительно меньшем расстоянии, чем я предполагал, — сказал Мейер.

— Только не слишком близко, — ответил Джейк. — Не слишком близко к несчастью. — Он стукнул по столу своим крохотным кулачком. — Человек так занят бывает, что на своих собственных людей хорошенько посмотреть не может. Такая милая девочка внезапно становится стопроцентной проституткой. И сказочно фотогенична. Если она не будет скованной, если глаза от прожекторов не заслезятся, я смогу здорово подать и продать эту конфетку. Самодисциплина, вот что в ней есть. Что я сделаю, так это пробную ленту сниму, где она, скажем, танцует, убегает со сцены, аплодисменты бешеные. Она счастлива. И тут парень ее ждет и говорит нечто, что разбивает ей сердце. До нее очень медленно доходит. Она не может поверить. Потом, скажем, думает, что это шутка, и пытается смеяться. Потом финал. Скажем, ей все удалось. Действительно грандиозно. И тут приходят анализы. Лейкемия. — Он снова ударил по столу. — Если так пойдет, то я ее Максу продам на семилетний контракт с правом утверждения сценария, на хорошие роли. Скажу, что ей двадцать один. Мерримей Лейн. Хорошо звучит. Уже сейчас видно, что на звезду тянет.

И хотя он проводил нас до лифта и попрощался, у меня было такое чувство, что нам перепадает не более десяти процентов его внимания.

Когда мы ехали вниз, я спросил Мейера:

— Она что, действительно была настолько хороша?

— Поверь мне, цыпленок, потрясающая женщина.

В понедельник, в половине одиннадцатого, жарким и ветреным утром мы ехали на черном такси сперва по Нассау-стрит, а потом по Бей-стрит, чтобы выбраться на Роусон-сквер. Взглянув на Бей-стрит, я с первого взгляда определил, что в порт города не зашло ни одного крупного судна. В жаркие месяцы, когда ни одно из них не причаливает к пристани Принс Джордж и не бросает якорь в гавани за маяком, жизнь на Бей-стрит замедляется. Гуляют и болтают между собой хорошенькие продавщицы. Шоферы сидят в машинах. Толстые негритянки, торгующие товарами для туристов, зевают и сплетничают на толкучке. Движение замирает.