Татьяна Устинова - Девчонки, я приехал!

– Что это значит, Мишаня?

– В прошлом году генерал Гицко взъелся на одного ответственного товарища. Да и как взъелся! Со всех сторон его обложил, столько бумаг настрочил, таких людей к делу привлёк. И вот тоже вопросец: что ему этот ответственный товарищ? Вместе они никогда не служили, вроде бы и знакомы не были, стало быть, не враждовали. А Гицко его в могилу свёл.

– Как?!

– Этот самый директор завода защищался, как мог. И по партийной линии, и по нашей. А доносов на него за войну много понаписали, он завод свой на пустом месте из ничего собрал, вот из силы духа да из жил человеческих. Тогда по-другому и нельзя было, и вроде это всё понимают, но директора всё же теснить стали, прижимать. А он, как видно, своё честное имя берёг. Ну, и дочку. Дочка у него осталась. Боялся, видно, что затаскают. Вот он у себя в кабинете среди бела дня после совещания один остался и порошков каких-то выпил, а он сердечник, и супруга у него военврачом служила, видно, знал он, нужно выпить. И помер. Дела никакого мы не заводили. Тамошний секретарь райкома всё сразу понял, звонил, приезжал к нам, просил не заводить. Мы и не стали. Из-за девочки, дочки.

– А… как его звали, директора? – спросил Сергей Ильич деревянным голосом.

– Зачем вам, товарищ инженер?

– Мне нужно.

Колокольный пожал плечами:

– Кольцов Павел Егорович. Или вы знакомы?

– Знаком, – сказал Сергей Ильич.

– Грехи наши тяжкие, что же теперь будет, что будет?

– Агаша, что ты там бормочешь?

– Да я же за тебя ответственная, – Агаша бросила замётывать подол Надинькиного нового платья и выпрямилась. – Перед отцом и матерью твоей ответственная! А ты!

Надинька повернулась и обняла её изо всех сил.

– А я замуж выхожу, – прошептала она няньке в плечо. И засмеялась от счастья.

…Ах, как это звучало – я выхожу замуж! Замуж, замуж!.. И отныне мне никто не страшен, потому что меня будет всегда защищать и любить он, мой муж! Какое смешное и дивное слово – муж!

– Так ведь выйти замуж не напасть, как бы после не пропасть! – Агаша отстранила Надиньку от себя и посмотрела ей в лицо.

Девушка сияла так, что Агаша невольно улыбнулась навстречу этому сиянию.

Так человек один раз в жизни сияет, это Агаша точно знала, хотя самой так и не довелось… засиять.

– Вот увидишь, – тараторила Надинька, – вот увидишь, как всё будет славно! И хорошо! Ему квартиру вскоре дадут, мы с тобой туда переберёмся, а Яков Михайлович тут останется хозяйствовать!

– Кто ему квартиру-то даст? – Агаша вздохнула. – Он что у тебя, маршал Будённый, что ли?

– Агашенька, душенька, я тебе сто раз говорила, он инженер, судостроитель, очень талантливый!

– Талантливый он! А в доме ни разу не был! Вдруг прохиндей какой тебе голову заморочил?

Надинька кинулась к роялю, открыла крышку и сыграла бравурный пассаж.

– Агаша! – почти прокричала она. – Ну, что ты вбила себе в голову?! Он всё время работает! А когда приезжает, мы сразу встречаемся! Просто его всё время вызывают! Вот на майские…

– Вот на майские, – подхватила Агаша, – ведь обещался быть к столу! До шести вечера его прождали, а где он девался?

– В Ленинград улетел на самолёте, – Надинька словно даже хвасталась. – Агашенька, милая, ты его полюбишь, от всего сердца полюбишь!

– Да мне б его хоть одним глазком увидать!

Надинька вновь заиграла, на этот раз лирическое.

– А он про тебя всё знает, – сказала она под музыку. – Как будто тут с нами живёт. Я ему всё-всё рассказываю в письмах. Он говорит, пиши мне каждую деталь, мне всё важно, что с тобой происходит. Он даже знает, как ты Пушкина любишь. И как ворчишь! И знает, как папа нам кричал: «Девчонки, я приехал!» Вот правда!

Пушкин был тяжелой артиллерией. При его упоминании Агаша всегда мягчела, затуманивалась немного.

На этот раз номер не прошёл.

– Хоть Пушкина-то не поминай! – Агаша вновь принялась за подол. – И что за спешка такая, не пойму! Почему до осени нельзя отложить? Кто это летом свадьбы играет? Да и сессию ты только сдала.

– Я досрочно сдала! А осенью у него какие-то серьёзные перемены по службе, он хочет, чтоб я уже… чтоб мы… Ну, чтобы я стала его женой к тому времени.

Агаша вздохнула и покачала головой:

– Женой!.. Какая из тебя жена! Ты девчонка совсем, егоза! А вдруг он тёртый, обижать тебя станет? Откуда нам знать, мы его и не видали!

– Серёжка? – не поверила Надинька. – Меня обижать? Что ты, Агаша! Он меня будет защищать и любить всю жизнь.

– Жизнь, она долгая.

– Всю нашу долгую жизнь.

В дверь заколотили:

– Надька, хорош на музыке играть! Рабочему человеку отдохнуть не даёшь!

Надинька выбралась из-за рояля, подбежала и распахнула дверь:

– Хотите, я вам колыбельную сыграю? – предложила она мрачному Федоту. – И вы будете спать сладко-сладко!..

– Опять, что ль, Шульберта свово?

– Сами вы Шульберт, Федот.

– Не, я Ващук! Федот Ващук!

– Ступай спать, Федот Ващук, – из комнаты приказала Агаша. – Сейчас Дуся вернётся, будет тебе на орехи!..

– Чего это на орехи, я нынче тверёзый, а тверёзому человеку на свете жить тяжко.

– Ступай, ступай!..

Надинька закрыла дверь, вернулась к роялю и заиграла колыбельную – как обещала.

– Так странно, – сказала она и перестала играть. – Даже думать странно – я выхожу замуж! Завтра.

– Господи, спаси и помилуй.

– Да что ты всё сокрушаешься, Агаша!

– Ничего, ничего, – себе под нос пробормотала нянька. – Я тебя не оставлю. Я тебя от любой беды спасу, от всякого горя укрою.

– Надька! – приглушённо закричали за стенкой. – Чего не играешь?! Я только задрёмывать стал!

Надинька спохватилась и опять заиграла.

Доиграла пьесу до конца, а потом ещё раз сыграла – на всякий случай. И прислушалась. Никаких звуков не доносилось, должно быть, Федот Ващук заснул.

– Только, Агаша, – сказала Надинька, – я тебя прошу! Чтоб завтра никаких застолий, угощений и водки!

– Что ты, как можно, – пробормотала Агаша.

– Страшное же варварство – все эти свадьбы! Мещанство дикое! Собираются люди, напиваются непонятно зачем!

– Уж это точно, – поддержала Агаша.

– Ещё бывает «горько» орут, и тут при всех целуйся!

– И не говори.

– Но ведь на самом деле свадьба никого не касается, только нас двоих! Мама рассказывала, они с папой даже расписываться не ходили, просто папа перевёз её к себе, и всё! А расписались, только когда мне метрику стали выправлять.

– Всё должно быть честь по чести, – непонятно сказала Агаша. – А ты ещё маленькая и этого не понимаешь. Сбегай-ка лучше в рынок.

– Зачем ещё? – насторожилась Надинька. – У нас всё есть!

– У нас цветочков нет. – Агаша сердито откусила нитку и воткнула иголку в подушку. – Или по новому обычаю невесте и цветочки не полагаются? А жених твой, может, принесёт, а может, и нет, кто его знает! Нету у меня к нему доверия.