Татьяна Устинова - Девчонки, я приехал!

– Да кто говорит, дядя Коля? Ты мне так и не объяснил!

Старый мастер затушил самокрутку о подошву сапога, зажал окурок в горсти и постучал водителя по плечу жёлтым от курева и постоянной работы с железом пальцем.

– Ты, милай, останови нас вот хоть у храма Божьего. Мы малость пройдёмся, ноги разомнём!

– У какого храма Божьего? – не понял водитель.

– Возле Исаакиевского собора, – пояснил Сергей Ильич.

Как видно, старик собирался секретничать всерьёз – ну что ж, пусть! Сергей Ильич давно уже понял, что дядя Коля ничего и никогда не говорит и не делает впустую, хоть и любит прикидываться недалёким стариком, который кроме тяжелой работы ничего в жизни не видел.

– Стало быть, вот что, – начал дядя Коля, когда они выбрались из машины и не торопясь пошли по залитой палехским солнцем и лужами мостовой. – Звать его лейтенант Колокольный. Это в войну он летёхой был, а сейчас, мож, и капитан, а то и того… бери выше.

Мастер огляделся по сторонам и потянул Сергея за рукав – тут начинался скверик, где прогуливались пенсионеры, бегали ребятишки и няньки катили коляски. Дядя Коля приостановился и стал сворачивать очередную самокрутку.

Сергей Ильич молчал, ждал. Знал, что торопить старика нельзя, надуется, вообще ничего говорить не станет.

– Мы с ним всю блокаду тута, в Ленинграде, прожили. И вот я тебе говорю: дельный мужик, умный. Навроде тебя.

– Да кто он такой-то? – всё же не выдержал Сергей Ильич. – Откуда?

– А из СМЕРШа, – ответил дядя Коля как ни в чем не бывало.

Сергей Ильич опешил.

– Постой, дядь Коль. Ты меня в ресторан ведёшь… со смершевцем встречаться?!

– Ага, ага.

Сергей Ильич сильно вздохнул, проглотил ругательство, снял шляпу и стал крутить её на пальце.

– Я не пойду.

– Пойдёшь.

Сергей Ильич напялил шляпу, сунул руки в карманы и засвистал.

– Не свисти, все деньги просвистишь, – велел дядя Коля. – Сейчас он, понятное дело, в НКВД служит, а в войну… да. В блокаду он этой твари фашистской знатно переловил. Ты ж войну тут у нас не видал!

– Нет, – сказал Сергей Ильич.

Старик продолжал:

– А потому молчи и слушай. Чего про блокаду в газетах писали – за это на том свете спросится с тех, кто писал-то!.. И кто такое с людьми сотворил, тоже на том свете ответит, потому что нет на этом такого, чем их наказать можно.

Дядя Коля затянулся и выпрямил спину.

– Парень этот, Колокольный, не только шпионариев вычислял, которые склады с хлебом жгли, а чего там, хлеба этого! Он ещё людоедов ловил.

– Кого-о? – протянул Сергей Ильич недоверчиво.

– Людоедов, – повторил старик тихо и внятно. – Которые детей ели, да и взрослых, кто ослабевал совсем. Я ему помогал. Да не я один! Это у них «агентурная сеть» называлось.

Сергей Ильич вдруг осознал, что дядя Коля, его соратник, сподвижник, друг, почти батя, в войну работал на какого-то чина из СМЕРШа, следил за людьми, наверняка доносы писал!.. Может, ему за это хлеба давали больше или даже масла!..

Лицо у него, по всей видимости, изменилось так сильно, что дядя Коля взял его за рукав и заставил остановиться.

– Да что ты о войне знаешь, парень? – спросил он, разглядывая Сергея Ильича. – В особенности о блокаде!.. Что по радио говорили? Так говорили-то чепуху, вздор, чтоб народ не волновать! Кто тут был, тот ищщо понимает, а кого не было – тот никогда не поймёт. А Колокольный, должно быть, три десятка ребят спас, на Большую землю отправил! А однажды опоздали мы. Ворвались, а пацанёнок уж весь распластанный на кухонном столе лежит, а рядом в кастрюльке бульон кипит, из него, из пацанёнка!..

Сергей Ильич сглотнул.

– Верю я ему, Мише-то. А верю потому, что знаю. Я так просто никому не верю.

И они опять пошли по солнечной дорожке весеннего сада.

Сергей Ильич изо всех сил старался не видеть… картинку. Холод, кухня, разделанное худенькое тельце и кастрюля с бульоном.

Блокада.

– Вот и пришла мне мыслишка Мише Колокольному рассказать про тебя и Гицку твою. Так, мол, и так, не могу в разум взять, чего он за тебя принялся и почему за тебя, а не за другого кого. А Мишка мне возьми давеча и позвони в цех! Веди, говорит, дядя Коля своего… как-то сказал он, назвал тебя как-то… слово на «портки» похоже.

– Протеже, – догадался Сергей Ильич сквозь картинку в голове, которая никуда не исчезала.

– Во-во, – обрадовался старик. – Веди, говорит, его в ресторан «Астория», мы там с ним и потолкуем!

– Там небось народу полно…

– Дак он и говорит, Миша-то, что по секрету встречаться нужно не в тайном месте, а на самом народе, тогда никто ничего не заметит. Он занятный такой мужик. Вроде из семинаристов.

– Семинаристов в СМЕРШ не брали, дядя Коля, что ты придумал!..

– В войну всякое бывало, а только обхождение у него прям поповское, одно удовольствие слушать!

Он ещё что-то говорил, рассказывал, а Сергей Ильич весь сосредоточился на мыслях о ледоколе – только чтоб как-то спастись от того, что он только что услышал и представил. Предстоит расточка кронштейнов и дейдвудов гребного вала. Опять придётся выдумывать что-то! Детали таких размеров на заводе никогда не обрабатывались! Как-то придётся сразу с двух бортов действовать, что ли!.. Только вот как? Или бригаду пополам делить – половина на расточке, а вторая на подготовке?..

…Самое ужасное, что рассказанное дядей Колей и сложившееся в голове в чёрно-белое кино больше никогда не будет забыто.

Сергею Ильичу всю оставшуюся жизнь придётся жить… зная.

И так ему не хотелось знать!

Величественный швейцар в вестибюле «Астории» распахнул перед ними дверь, немного дрогнул большим белым лицом, увидев дяди-Колины сапоги, и пророкотал:

– Вас ожидают?

– Вроде и ожидают, – как-то сразу засуетился дядя Коля и уменьшился в размерах. – А мож, ещё не ожидают…

В эту минуту к ним из глубин ресторана, где было сильно накурено и скрипка играла румынскую музыку, приблизился высокий мужик. Салфетка была заткнута за ворот, и на ходу он её вытаскивал. Не дойдя до дяди Коли двух шагов, мужик раскинул руки:

– Папаня!

Швейцар принял у дяди Коли тужурку и отступил с поклоном.

Старик и высокий с размаху обнялись, близко посмотрели друг на друга и ещё раз обнялись.

– Ах ты, леший тебя побери, и не стареешь совсем, папаня!

– Зато ты раздобрел, сынок! Вот такой ведь был! – Дядя Коля показывал жёлтый скрюченный мизинец, призывая Сергея Ильича разделить его радость от того, что «сынок» раздобрел.

Высокий любовно похлопал дядю Колю по спине, и Сергею Ильичу показалось, что он едва удержал себя, чтоб не подхватить старика на руки и не понести в зал.

– А вы товарищ инженер, да? – Высокий сунул руку Сергею Ильичу. – Да уж мне папаня про вас порассказал! Толковый, говорит, вы! А у папани это первая похвала!.. Ну, пойдёмте, пойдёмте! Солянка стынет, я заказал, взял на себя смелость! Не знаю, как вы, товарищ инженер, а папаня солянку горяченькую очень уважает!..