Алина Степанова - Сломанный мальчик

Улицы Будапешта не имеют ярко выраженного местного колорита. Одновременно город похож на все столицы мира. Да и не только столицы. Мне он напоминает и Москву, и Клермон-Ферран, и Прагу, и Варшаву, и Лейпциг — любой город, где в центре есть старые-старые невысокие домики. Но вместе с тем, Будапешт как-то по особому притягателен — о нем хочется вспоминать и возвращаться.

По старинным улочкам, мимо разнообразных кофеен и магазинчиков (как жаль, что сейчас не было времени на их посещение!) я вышла на набережную. Дунай, как всегда, вид имел нарядный и торжественный. Я прошла мимо большого корабля, который имел смешное название “Spoon” — «Ложка». Здесь располагался оригинальный ресторан, входная дверь которого была украшена огромной дверной ручкой в виде огромной же ложки. Обязательно тут пообедаю, когда буду посвободнее.

Жаль, навигатор увел меня с набережной вновь на узкую улицу. Нужный мне дом оказался буквально вторым от поворота. Я удивилась. Вот это да! Здание выглядело слишком респектабельно для того, чтобы снимать в нем квартиру могла простая горничная.

Зря я удивлялась. Суровый оскал капитализма знать ничего не хотел про нормы инсоляции жилых помещений — квартира, в которой проживала семья Вероники, находилась в полуподвале.

Я спустилась на несколько ступенек к единственной двери, и, не обнаружив звонка, осторожно постучалась. За дверью царила гробовая тишина. Да что ж это такое? Я что теперь, еще охотиться за ним должна, чтобы информацию о состоянии супруги сообщить? Что за дурак такой, телефоном не пользоваться?

Ну ладно, звонки он принимать не может, но записку-то наверняка прочитать в силах?

Я поискала в рюкзаке, чем бы нацарапать послание, и к счастью обнаружила карандаш для бровей — вива косметическая промышленность!

Я пристроила кусок бумажки на дверь и оперлась для удобства локтем. Неожиданно под моим напором дверь поддалась и открылась.

А мне открылась чудесная картина. В комнате, начинающейся сразу за входной дверью (коридора при постройке дома не было предусмотрено), на первый взгляд царил чудовищный бардак. Но это только на первый. Присмотревшись, легко можно было понять, что коробки, стопки книг, стойки с одеждой, какие-то детали адских машин, здесь не валяются, а стоят. В углу, на достаточно широкой кровати, покрытой серым дешевым покрывалом, на спине, как младенец, спал мужчина в очках. Заходящее солнце, проникающее из крошечного окна под потолком, щекотало пористый нос. Во сне мужчина дергал ноздрями как заправская лошадь. Я не выдержала — больно уж заразительным был жест. Я тоже покрутила носом и от запаха пыли оглушительно чихнула. Дело-то житейское, конечно, но люди, бывает, от моего чиха заиками остаются.

Спящий взвился под потолок — от громкого звука и явления прекрасной незнакомки одновременно. Заорал он, конечно, громче, нежели я чихнула. Где-то за стеной заплакал ребенок.

— Вы кто?!

— Простите, не хотела вас напугать. Я из отеля, где работает ваша жена.

— О, понятно. Прошу прощения! — с этими словами, сняв очки, мужчина потер глаза руками и метнулся за коробки. В углу, как я поняла, находился проход в соседнюю комнату или на кухню.

Ребенок рыдал все громче, а из того же угла высунулись две пары любопытных карих глаз. Мужчина успокоил ребенка, вышел и шикнул на двух совершенно одинаковых пацанов лет примерно десяти.

— А вы чего повылезали? А ну, марш к себе в комнату!

Мальчишки от сурового окрика отца немедленно скрылись.

— В школе учатся? — мужчина скривился, будто ему пришлось проглотить лимон, причем целиком.

— Еще не хватало! Они на домашнем обучении, анскулинг. Я с ними сам занимаюсь. Я, между прочим, имею высшее педагогическое образование!

Ну анскулинг так анскулинг. У всех свои причуды.

— Алина, — представилась я.

— Василий, — он протянул мне руку для пожатия. — Так что у вас случилось?

— Ну почему сразу случилось-то? Ничего страшного. Я вас предупредить пришла. Ваша жена съела что-то несвежее и теперь ей придется провести несколько дней в больнице.

Все муки брошенных на произвол судьбы бессовестными отравившимися женами мужей отразились на лице Василия.

— Вот! Вот! Вот!

— Что вот? — не поняла я странных возмущений.

— В этом вся Вероника! Моя легкомысленная супруга никогда не подумает о семье! «Она что-то съела», — шепелявя, передразнил меня муж нашей горничной.

Мне казалось, что Веронику можно назвать сколь угодно вредной, своенравной, упертой, но уж никак не легкомысленной. Да и вообще, можно ли человека, занимающегося тяжелым физическим трудом на благо своей семьи, называть легкомысленным?

— Такое со всеми бывает! — попыталась заступиться я за бедную женщину. — Каждый может отравиться. Что в этом такого?

— Нужно быть ответственным! Зачем заводить семью и детей, если ты собираешься отравиться? — Василий нервно поправил очки на переносице.

Мне захотелось по-матерински приложить губы к его лбу — на тот случай, если у него высокая температура и он сейчас бредит.

Меж тем, очкастый продолжал нести околесицу.

— Конечно! Она, значит, там разлеглась как барыня, а мы здесь мучайся. Чем, к примеру, я должен кормить детей? Кто, по вашему, нам приготовит ужин?

— А вы что, сами не справитесь?

— У меня два высших образования! Я изучаю теологию! Как, по-вашему, могу я готовить ужины? — от волнения Василий закачался всем корпусом.

— И вам совсем некому помочь?

— Увы, мы здесь одни, в чужой стране. Татьяна вообще моя единственная родственница. Послушайте?! Она ведь поручила вам ведение дел отеля? А мы его часть! Вы просто обязаны нам помочь!

И тут я поняла, в какую ловушку угодила. Кажется, я уже знаю человека, который будет кормить семью Вероники во время ее отсутствия. Ага, я вижу, вы тоже догадались, кто эта несчастная. У меня есть такое свойство — когда я слышу что-то до неприличия наглое, то от ужаса соглашаюсь, думая про себя, что наверное я сейчас сплю.

— Ну хорошо. Я помогу вам. Но не прямо сейчас. Сейчас я должна вернуться в отель.

— Мы не много едим и вполне способны подождать, — согласился добрый дяденька.

— У вас продукты-то хоть есть?

— Я не знаю, надо проверить, — Василий развел руками.

— Где у вас кухня?

— Пойдемте.

Мы прошли в ту самую незаметную дверь за коробками в углу, откуда выбегали детишки. За ней оказался узкий коридор, который вел в еще более темное, чем комната, помещение. Тут под потолком тоже имелось окно, но в отличие от окна в комнате, оно было размером примерно двадцать на двадцать сантиметров — скорее не окно, а воздухозаборник.

В углу стоял винтажный холодильник, напоминавший старый советский ЗИЛ.

Пробравшись к холодильнику мимо опрокинутых стульев и горы грязной посуды на столе и в раковине, я распахнула дверцу и оценила масштаб трагедии: я ненавижу готовить, но конечно же, как и любая женщина, при надобности — могу. Что именно я бы могла приготовить из тех гор моркови, которыми были заняты все полки холодильника, мне было не очень понятно.