Алина Степанова - Сломанный мальчик

Инициативная группа написала письмо местному епископу Павлу, и тот, недолго кочевряжась, подписал нужный указ. Назвали приход во имя Святой Троицы. Была мысль даже отдельное здание для русской эмигрантской общины поставить, да кто-то там начал с кем-то судиться. Для меня вообще новость, что божьи люди могут прибегать к светским судам. Впрочем, это у Страны советов Церковь была отделена от государства, а тут-то может все по-другому происходит. Так вот, судились они судились, да исчерпав силы и средства отложили стройку на потом. Которое и по сей день не наступило.

Мы подошли поближе к храму. Точно так же, как и в России, перед входом вилась стайка юродивых, различными способами испрашивающих себе подаяния. Некоторые из них бубнили под нос какие-то песнопения на старославянском языке. Кто-то славил святых, а кто и вовсе бормотал что-то нечленораздельное.

— Постой, красавица! Пожертвуй пару форинтов на перестройку храма! — с такой просьбой обратилась ко мне не старая еще женщина в странном облачении — фартук поверх пальто. Жгучая кареглазая брюнетка как-то не очень органично выглядела в православном приходе. В ее глазах читалась скорее не вера в Бога, а «Дай погадаю, всю правду расскажу!»

— Вы знаете, я не держу наличных, — извинилась я за то, что не подготовилась.

— Переведи на карту, моя золотая, в двадцать первом веке живем. Если на наличные надеяться, век храма не построить! У тебя рубли, евро?

— Как вам будет удобнее, — растерянно согласилась я заплатить.

— Давай, вот на этот номер переводи, — женщина протянула мне свою банковскую карту.

— Жанна Алмазова? Так вы цыганка?

— А как же? В смоленском таборе родилась, за табором сюда пришла, тут от своих отбилась, за венгра вышла замуж, выучилась, да всю жизнь учителем географии здесь и проработала.

— Гадаете? — зачем-то протянула я ей ладошку.

— Тут это, конечно, не приветствуется, но посмотреть могу. Давай отойдем.

Временно исполняющая обязанности юродивой при церкви повела нас подальше от храма, через площадь.

В скверике Жанна вновь взяла меня за руку, повертела, погладила. Поцокала языком и прищурилась.

— Многое тобой, милая, пройдено, а многое еще у тебя впереди. Страдала немало и жестоко, но это все уже позади. Теперь будешь жить богато, знаменито, красиво. Любовь свою найдешь, два дома построишь. Книг много напишешь — люди спасибо скажут! Здоровья на все хватит! Сто евро мне на карту переведи, дорогая.

Я, открыв рот, слушала предсказания. Неужели на мне табличка висит, что я пишу? Это-то откуда ей известно? Ничего себе!

— А Андрашу погадаете?

— Легавый? Да что ему сделается? Через десять лет выйдет на пенсию да рыбачить будет в Дунае до глубокой старости. Своей смертью помрет, в окружении внуков. Если, конечно, его старший сын, от компьютеров зависимый, в гроб раньше не вгонит.

— Откуда вы… Вы же даже за руку его не брали!

— Да на черта мне его руки, сосед он мой, по дому. Сто пятьдесят с тебя за двоих.

Очнулась я от звука смс — банк проинформировал о списании. Цыганки-прихожанки и след простыл.

Это сейчас чего такое было, граждане? Это я сейчас добровольно отдала гадалке больше десяти тысяч рублей? Не только за себя, но и за Андраша?

На черта он мне сдался-то, вместе со своим рыбачьим будущим?

Хотелось одновременно плакать и смеяться. Если начать горевать о деньгах, которые проворная бестия у меня выманила, придется признать, что не верю я ни в какие предсказания.

Хотя… Во что это я, собственно, не верю? В то, что буду здорова, любима и счастлива? В дом — полную чашу? Или даже в два дома? В то, что стану известным писателем? Во все это еще как верю. Значит и нечего жалеть.

Я потянула Андраша за рукав: пойдем мол, глупо как-то после гадалки в церковь идти, боюсь, Бог накажет. В него я тоже верю.

На площади Петефи такси взять легко — стоят в ряд, езжай куда заблагорассудится.

Мне заблагорассудилось снова оказаться в отеле.

Оказалось, что пока меня не было, по мою душу приходил какой-то мужчина. Подробно расспросив Иштвана, мне удалось установить подозреваемого: это был явно Шандор!

Только оставить свои координаты он опять не догадался. Так и ушел прочь, не застав меня на месте. Ну что же эти мужчины такие бестолковые-то, а? Ну я бы с радостью сделала шаг навстречу, да вот только куда шагать — понятия не имею!

Я было пыталась позвонить Буйтору, выяснить телефон соседа или хотя бы адрес квартиры, в которой меня заперли. Но майору, замученному делами, было вообще не до амурных дел. Он меня заподозрил в самовольном расследовании преступления. И орал, что никак я не угомонюсь, и когда я уже перестану на медведя ходить с голыми руками? В общем, как вы понимаете, никаких координат он мне не дал, этот нехороший подозрительный человек.

Сдались мне его преступления! Давно бы всех похитителей сами переловили — очень надо…

Я вздохнула: раз личная жизнь не про меня — займусь, наконец, делами отеля. Я честно высидела час, проверяя записи Иштвана через переводчик, но потом решила, что хватит вполне и имитации бурной деятельности.

Моя задача — периодически сотрудников взбадривать, а не проводить аудит.

День клонился к закату, и мне опять предстояла ночь в теплой компании Андраша. Майор строго-настрого запретил мне избавляться от его сотрудника. Нет бы ему запрячь для этого дела интеллигентного Мольнара — мы с ним отлично ладим и его присутствие абсолютно бы меня не напрягало.

Со вздохом я вспомнила, что давно пора освободить номер Калачей. Сомневаюсь, чтобы они когда-нибудь сюда вернулись.

Комната номер пять оказалась опечатанной полицией. Вот еще новости! Кому-то тут нравится людей убивать и похищать, а отель должен терпеть убытки. Номер теперь не продашь!

Я расстроилась. За время работы (если эту суету можно назвать работой) в отеле я поняла, сколь черств и труден этот хлеб. Отель — живой организм, в котором бесконечно происходят не понос, так золотуха с пришепетыванием.

Я пошла к себе. Мерзкий запах дыма сразу же пробрался в носоглотку. Андраш, как ни в чем не бывало, опять курил в мое окно. Я не стала больше церемониться — чай не барин. Просто вырвала сигарету у него из рук и вышвырнула за окно. Ну вот! С кем поведешься, от того и наберешься — гласит народная мудрость. И я тоже опустилась и швыряю бычки на тротуар. Какая гадость!

Теперь придется оставить окно на всю ночь раскрытым — а на улице похолодало, и следовало бы напротив, запереть створки, храня тепло от батарей.

Перед сном я еще поворочалась — никак не выходил у меня из головы пропавший мальчик. Где-то он теперь? Может, полиция его и не ищет? Для кого теперь искать? Его родители в бегах. Я спрашивала у майора — Анну объявили в международный розыск, еще немного, то же будет и с отцом ребенка. Могли бы, на самом деле, искать преступников и поактивнее.