Гарольд Роббинс - Чужак

Я ушел от нее в полночь. Возвращаясь в приют по мокрым и грязным улицам, я чувствовал себя настоящим мужчиной. Это было глупо, конечно: мне еще не было четырнадцати, хотя я и выглядел немного старше. Но в то время я был слишком высокого мнения о своей персоне.

Утром в субботу Киф оставил меня в бильярдной одного. Ему нужно было отвезти жену с ребенком за город, где они должны были провести все лето.

Я подготовил столы, отнес пиво в погреб охлаждаться и подмел помещение. Затем я вымыл туалет, выдраил витрину, где Киф держал сигары, и принялся за окна. Их нижняя половина была закрашена черной краской, чтобы не было видно, что происходит внутри, и только слово «Бильярдная», написанное мелким шрифтом, четко вырисовывалось на каждом из них. Я стал тереть их шваброй на длинной ручке.

В разгар работы на улице показались Джерри и Рэй. Они остановились и стали наблюдать за мной.

— Ну ты даешь! — отметил Рэй. — Настоящий мойщик окон!

— Уметь нужно, — не без гордости изрек я. — Смотри, как нужно обращаться со шваброй! — Сделав еще несколько движений шваброй, я завершил работу и сказал: — Заходите, Кифа нет.

Ребята вошли в бильярдную. Они были здесь впервые, потому что детей сюда не пускали.

— Слушай, Фрэнки, позволь нам сыграть партию, — попросил Рэй.

— Нельзя. Ты же не взрослый. Подросткам нельзя играть. Видишь надпись?

Я указал пальцем на дощечку, висевшую над кассовым аппаратом, которая гласила: «Несовершеннолетним играть запрещено».

— Если вы будете играть, бильярдную могут закрыть.

— А как насчет пойти искупаться сегодня после обеда? — спросил Джерри.

— С удовольствием, — ответил я. — Может быть, вы зайдете за мной. Если дел будет немного, думаю, Джимми меня отпустит.

— Ладно, — сказал Джерри — заскочим по пути на пристань.

Во второй половине дня жара была страшная. Киф вернулся с вокзала в прекрасном настроении, мурлыча под нос мелодию со словами: «Моя жена уехала в деревню… Ура! Ура! Остался я один…» Судя по всему, наплыва посетителей не предвиделось, и он разрешил мне отлучиться на пару часов.

Когда мы втроем шагали по Пятьдесят четвертой улице в направлении пристани, я увидел на другой стороне Мартина.

— Марти! — окликнул я его.

Он подошел к нам. Я представил его ребятам и спросил, не хочет ли он пойти с нами купаться.

— С удовольствием, если остальные не возражают, — ответил он.

— Конечно, нет! — выразил я общее мнение. — Чем больше народу, тем веселее.

На пристани было довольно много народа. В том числе ребята, которых я знал. Был там и Питер Самперо со своей компанией, но он не поздоровался со мной, а мне тем более было на него плевать. Мы бодрым шагом спустились на берег возле пристани и, раздевшись, бросились в воду. Вода была теплая, но довольно грязная, особенно возле пристани, потому что здесь через коллектор сбрасывали всякую гадость. Правда, чуть подальше вода была отличная. Мы с удовольствием плескались и барахтались в теплой воде. Размечтавшись, я обратился к ребятам:

— Вот если бы мы могли летать! Прямо отсюда перелетели бы на пристань и ни в какой дряни не выпачкались бы.

Джерри заметил:

— Если бы ты поехал со мной за город, ты бы купался в чистом озере, а не в этих помоях.

Над нами послышался рокот самолета. Мы закричали, приветствуя его. Рэй задумчиво сказал:

— А может быть, пилот этого самолета сам Риккенбакер!

— Ничего подобного, — заметил я. — Если и Риккенбакер, то в виде ангела. Он ведь погиб.

— Нет, — вступил в разговор Марти. — Он жив. Он сбил знаменитого немецкого аса, мастера групповых воздушных боев, фон Рихтхофена.

— Так или иначе, но Америка производит самые лучшие самолеты в мире, и самые лучшие летчики — американцы, — подвел черту под разговором Рэй.

Мы немного поплавали на спине, наблюдая, как по Гудзону идут паромы и прочие суда. Затем выбрались из воды и растянулись на пристани, подставив себя под обжигающее солнце. Мы лежали совершенно голые, потому что улицы были далеко и прохожие не могли нас увидеть. Солнце нещадно палило, и я накрыл голову рубахой.

Вдруг я почувствовал над собой тень и услышал чей-то голос:

— Кто позволил этому жиденку находиться на пристани?

Сначала я подумал, что говорят о Мартине, поэтому продолжал спокойно лежать, ожидая, как будут развиваться события дальше.

— Эй, ребята! — продолжал говоривший. — Идите посмотрите, чем еврей отличается от нормального человека!

Я услышал, как несколько человек подошли ко мне и остановились.

— Да-а… — протянул один из них. — Забавно, не правда ли?

Они загоготали.

— Ну-ка, ты, жид, — услышал я первый голос. — Покажись, как ты выглядишь!

Последовала минута молчания. Потом меня грубо пнули, и тот же голос произнес:

— Я тебя имею в виду. Ты что, не понял, что к тебе обращаются?

Я снял рубашку с головы и медленно сел. Джерри, Рэй и Мартин сидели вокруг, наблюдая за мной. Я увидел, что Мартин уже надел штаны, поэтому они наверняка имели в виду меня: мне сделали обрезание в детстве. Я встал и посмотрел в лицо того, кто надо мной издевался. Это был незнакомый парень.

— Меня зовут Кейн, — медленно произнес я. — Фрэнсис Кейн. И я не еврей. Чего ты добиваешься? Кулаки чешутся?

— Он правда не еврей, — сказал один из ребят. — Он из приюта Святой Терезы.

Я сделал шаг к тому, кто начал эту бучу.

— Ладно, — сказал он. — Виноват. Просто я терпеть не могу жидов. Если бы мне сейчас попался какой-нибудь жиденок, я бы выкинул его с пристани.

Не успел я ответить, как между нами встал Мартин и спокойно сказал:

— Я еврей. Давай посмотрим, как ты выкинешь меня с пристани.

Парень был немного ниже Мартина. Внезапно этот антисемит сделал рывок в сторону Марти, который стоял спиной к воде. Мгновенно отреагировав, Марти отклонился, и нападавший, не успев остановиться, рухнул в воду с пристани, подняв фонтан брызг. Я расхохотался, стоявшие рядом ребята тоже засмеялись.

Наклонившись над барахтающимся в воде парнем, я крикнул ему:

— Ну что, еврей оказался слишком проворным, а?

Он огрызнулся и попытался вскарабкаться на пристань, но поскольку он был страшно взбешен, то не смог хорошенько зацепиться и снова рухнул в воду. Раздался еще один взрыв дружного хохота. Вдруг кто-то крикнул:

— Женщина идет!

Мы в чем мать родила быстро прыгнули в воду. Когда женщина прошла, мы вылезли из воды и оделись.

— Мне пора на работу, — деловито произнес я, и мы молча побрели в сторону Десятой авеню.

У дверей бильярдной Джерри напомнил мне:

— Не забудь, завтра после церкви ты идешь к нам знакомиться с моим отцом.

Я вошел в салон. Киф, разгоряченный, потный и озабоченный, увидев меня, заорал: