Гарольд Роббинс - Чужак

Как-то после обеда мы вышли с территории школы вместе с Джерри. Он немного удивился, увидев, что я отправился с ним на улицу.

— Я думал, что тебе нельзя выходить за ворота, Фрэнки, — сказал он.

— Вчера был последний день, — ответил я.

— Ты сегодня занят? — спросил он.

— А что?

— Да, нет, — сказал он, — мне просто интересно.

Мы шли несколько минут молча, а потом Джерри сказал:

— Фрэнки, как ты смотришь на то, чтобы в каникулы поехать вместе со мной за город?

— Кончай шутить, — сказал я.

— Я не шучу, я правду говорю. — Его голубые глаза, действительно, были серьезными. — Я спросил папу, и он сказал, чтобы я привел тебя как-нибудь на этой неделе к нам на обед, и мы все обговорим.

— Чепуха! — отрезал я. — Скорее всего, меня не отпустят.

— Отпустят, если мой отец попросит. Ты знаешь, кто он такой? — сказал Джерри.

Конечно, я знал, кто такой Джерри Коуен-старший, — вечно улыбающийся мэр Нью-Йорка. Его фотографии можно было увидеть каждый день в газетах — красная гвоздика в петлице, сверкающие зубы и рукопожатия с представителями очередной новой ассоциации зернового производства или еще какого-нибудь дурацкого предприятия. Да, его папаша мог иметь все, что пожелает. Он был мэром Нью-Йорка.

Мы подошли к двери бильярдной и остановились. Я заглянул внутрь. В помещении царил полумрак, и я с трудом мог что-либо рассмотреть. Я подумал о том, что мне предстоит провести свои летние каникулы в этой дыре, где все пропахло пивом, прочими крепкими напитками и мочой из туалета. Потом я подумал о перспективе отдыха за городом вместе с Джерри. У него там, наверно, хоромы с прислугой и все такое. Наверно, будет рыбалка, пляж и другие развлечения. Я представил себя прыгающим в озеро. Мне никогда не доводилось купаться в озере. Вот уж, наверно, кайф! Мне говорили некоторые ребята, что это именно так. Я плавал только в Гудзоне у пристани в районе Пятьдесят четвертой улицы. Да, летние каникулы за городом — это точно кайф! Я повернулся к Джерри.

— Э-э, Джерри… — протянул я. — Спасибо тебе, в общем-то. Но у них, я имею в виду — у меня, тут работа. Мне надо тут летом поработать. Я не могу все время ходить без денег. Мне нужно подзаработать немного бабок. И, черт меня побери, я терпеть не могу всякие там загородные поездки! Меня от них тошнит.

Джерри посмотрел на меня и засмеялся. Он прекрасно все понимал и знал, о чем я думаю. Джерри был странным другом. Он был не из тех, кто легко заводит себе друзей, но и не был зазнайкой. Он был не как все, особенный. Я не знал, что такого он во мне нашел, и если бы я только мог предположить тогда, что Джерри и я… но об этом — потом. Я считаю, что нет ничего хорошего в том, что мы можем, покопавшись в памяти, вспомнить то да се, но еще хуже было бы, если бы мы могли знать, что нас ожидает впереди.

— Ладно, — сказал он, — будь по-твоему. Но все равно заходи к нам на обед как-нибудь на этой неделе.

Я обратил внимание, что он, в отличие от меня, все время употребляет слово «обед», а не «ужин».

— Приду, — сказал я, стоя в неуклюжей позе на одной ноге.

Я не знал, стоит ли благодарить его еще раз. Потом подумал:

«К черту! Я уже сказал ему спасибо», — и довольно громко произнес:

— Мне нужно идти работать.

Я стоял у двери и наблюдал, как он шел по улице, а затем завернул за угол.

Я повернулся и опять посмотрел в бильярдную. Часы на задней стене показывали четверть четвертого. Было еще рано. Обычно я не приходил раньше четырех, да мне и не хотелось начинать работу прямо сейчас. Я посмотрел на Джимми. Он разговаривал с каким-то стариканом и не видел меня, поэтому я быстро развернулся и побежал вверх по улице. Добежав до старого многоквартирного дома, я уселся на ступеньки и стал греться на солнце, дожидаясь четырех часов, когда нужно будет возвращаться к Кифу. Я опять подумал о предложении Джерри.

Закурив сигарету, я расслабился, как вдруг до меня донеслись крики с противоположной стороны улицы. Несколько ребят, которых я знал, затолкали в угол какого-то еврейского пацана и обрабатывали его. Я стал наблюдать за этой сценой с ленивым любопытством. Не хотелось ввязываться в драку только потому, что мне нечего было делать. Они стояли вокруг парня полукольцом и издевались:

— Ну, ты! Получеловек! Как тебя земля носит!

— Христопродавец!

— Придурок!

Он стоял напряженный, с бледным, но спокойным лицом. Его гордые глаза сияли ненавистью. Нападавшие угрожающе придвигались. Он бросил на землю книгу, которую держал в руках, плотно прижался спиной к стене и стал поднимать кулаки. Он был блондин с голубыми глазами и тонкими чертами лица. Наконец он произнес:

— Я могу набить морду любому из вас, если драться по-честному.

В его голосе не было страха.

Они заржали как лошади и подошли еще ближе.

— Против наших ботинок ты ничего не сделаешь! — сказал один из них.

Я встал и перешел на другую сторону улицы. Для его же пользы.

— Привет, Фрэнки! — поздоровался один из парней.

— Здорово, Вилли! — ответил я.

— Давай зададим этому жиденку! — выкрикнул кто-то.

— Не! — протянул я. — Вы же слышали, он сказал, что сможет отделать любого из нас. Нельзя отпускать его после таких слов. Один из нас должен всыпать ему. — Компания посмотрела на меня с сомнением. — Ну что? — спросил я. — Кто этим займется? — Все молчали. — Ладно, — сказал я. — Этим займусь я.

Кольцо разомкнулось, и я подошел к парню. Он оценивающе рассматривал меня. Я поднял кулаки. Он сделал шаг вперед и сильно размахнулся. Я легко ушел от удара, чуть отступив назад. Он совершенно не умел драться. Надвигаясь на меня, он нанес еще несколько ударов, которые я без труда отбил.

Компания начала заводиться.

— Врежь ему, Фрэнки!

— Дай ему по кумполу!

Я пятился назад, и почти у самого бордюра вспомнил, что во рту у меня зажженная сигарета. Я специально не вынул ее изо рта, чтобы показать ему, что мне ничего не стоит справиться с ним. Он опять размахнулся и промазал. По тому, как он часто дышал, было видно, что он сдает. «Он ведь знает, что я его запросто отделаю, — подумал я. — Так какого черта не убегает?» Я сделал вид, что оступился о тротуар, и сигарета выпала у меня изо рта. Когда я опять взглянул на него, он стоял и ждал меня. Я подошел к нему и сильно ударил в живот, а затем справа в челюсть. Он рухнул на спину. Все запрыгали от радости. — Дай ему еще! — орали они.

Парень попробовал встать, но безуспешно. Отбросив попытки подняться, он просто лежал и смотрел на меня. Я опустил кулаки. Вилли надрывался:

— Лягни его в брюхо!

Они стали подходить к нему. Я преградил им дорогу.

— Я ему врезал, — сказал я. — Оставьте его. — Они посмотрели на меня и поняли, что я буду стоять на своем. В растерянности они переглянулись. — Ладно, — добавил я. — Развлеклись, а теперь катитесь.