Гарольд Роббинс - Чужак

— Увидимся на следующей неделе, — сказала она.

— Конечно, — сказал он, и я выпустил его на улицу.

Мэри вернулась в гостиную.

Ночь шла своим чередом без каких-либо происшествий. В ней было множество различных звуков: звон стаканов, «Сент-Луиз блюз», шум воды в туалете, скрип дверей, визгливый голос миссис Мандер, шаги на лестнице, приветствия при встрече и расставании, шелест платьев, скрип кроватей. Это были ночные звуки, грязные звуки. Ночь шла своим чередом.

Около трех часов миссис Мандер вышла из гостиной.

— Наверху есть посетители? — спросила она.

— Нет, — ответил я.

— Тогда закрывай.

Я запер дверь, и мы пошли на кухню. Там, рядом с холодильником, был вделан в стену небольшой сейф.

— У тебя должно быть триста пятнадцать долларов, — сказала миссис Мандер, доставая свои записи и сверяясь с ними. Я взглянул на листок. Там были написаны имена девиц, и против каждого имени было помечено количество клиентов и полученная сумма. Я пересчитал деньги. Она была абсолютно права, и я моментально отбросил всякие мысли о том, чтобы потихоньку подворовывать из этих денег.

Миссис Мандер пересчитала деньги и убрала их в сейф. Потом она открыла шкафчик и достала бутылку джина.

— Выпьешь? — спросила она, протягивая мне бутылку.

— Нет, спасибо, бабушка, — сказал я.

Она налила себе и выпила.

— Правильно, — сказала она. — Не привыкай к этой гадости, это яд.

Я посмотрел на нее.

— Это первый раз за всю ночь, я никогда не пью на работе.

С этими словами она выпила еще стаканчик.

— А теперь иди спать, Фрэнк, — сказала она, глядя на меня поверх очков. — У тебя все будет в порядке.

Я вышел из кухни, поднялся к себе в комнату, разделся в темноте, швырнув одежду в кресло, и лег в кровать.

Так я лежал некоторое время, уставившись в потолок, потом начал ворочаться. Глаза болели от усталости, но уснуть я не мог. Нашарив в темноте сигарету, я закурил и глубоко затянулся.

Внутри у меня творилось что-то непонятное. Впервые в жизни я хотел спать, но не мог уснуть. Внезапно я испугался: испугался вещей, которых не мог понять, испугался остаться одиноким, без родных, без брата Бернарда. Я боялся думать о будущем, потому что моя жизнь представлялась мне куском мерзкой слизи. Я тихонько заплакал в подушку.

Я чувствовал грязь, невероятную грязь — на коже и даже внутри себя на костях, от которой никогда не смогу отмыться.

Зачем я убежал?

Я так и не уснул, и когда в мою комнату заглянул рассвет, я встал, подошел к окну и закурил. Улица была пустынна, на ней стоял только фургончик молочника да какой-то случайный прохожий спешил на работу. Уличные фонари погасли. Я подошел к умывальнику, налил в него холодной воды и подставил под струю голову и лицо. Потом оделся, переменив нижнее белье и рубашку, и потихоньку спустился в прихожую. Из комнат не раздавалось ни звука. Я вышел за дверь и, пройдя немного по улице, свернул за угол. Там был небольшой сквер. Я уселся на скамейку. Рядом со мной находился фонтан, который высоко выбрасывал струи в утренний воздух, капельки воды блестели в лучах солнца. Несколько воробьев уселись на фонтан, возвещая своим чириканьем о наступлении нового дня.

За фонтаном, в другой стороне сквера, на скамейке, спал моряк, закрыв одной рукой глаза от солнечного света. Его белая фуражка валялась на земле рядом. У входа, который был ближе к моряку, появился полицейский. Он подошел к скамейке и начал тихонько трясти моряка за плечо. Потом что-то сказал ему. Моряк ответил, поднял с земли фуражку и вышел из сквера. Полицейский продолжил обход. Сначала я подумал, что хорошо бы смыться, но потом решил, что если меня поймают, то и черт с ним. Пора кончать игру. У меня мелькнула надежда, что меня арестуют и отправят обратно в Нью-Йорк. Сам я не мог вернуться после того, как сбежал, и еще я не мог убедить себя, что совершил ошибку. Но если меня отправят насильно…

— Доброе утро, парень, — поздоровался со мной полицейский.

— Доброе утро, — ответил я, думая о том, заметит ли он, что голос у меня дрожит.

— Прекрасное утро, не правда ли? — сказал полицейский, вдыхая воздух всей грудью и оглядывая сквер. — Ты что-то рано встал.

— Не спится, — честно ответил я.

— Для мая довольно жарко, — сказал полицейский, улыбаясь. У него были рыжие волосы и голубые глаза — типичный ирландец. — Ты живешь где-нибудь рядом?

— Да, — ответил я, улыбаясь в ответ. — Я приехал к бабушке, она живет вон на той улице. — Я показал рукой в направлении дома. — Я из Нью-Йорка.

— Отличное место, — сказал он. — У меня там брат, он служит в полиции. Сержант Флагерти, знаешь его?

Я покачал головой.

— Нью-Йорк большой город.

— Да, конечно, — согласился он. — Ну ладно, мне надо идти. — Он бросил на меня прощальный взгляд. — До свидания.

— До свидания, — сказал я, наблюдая, как он удаляется, помахивая дубинкой. «Вот тебе и полицейский», — подумал я.

Откинув голову на спинку скамейки, я подставил лицо солнцу. Его лучи приятно согревали, и мне показалось, что оно очищает меня, проникая сквозь кожу. Я задремал.

Проснулся я внезапно. Пробегавший мимо пес остановился и посмотрел на меня. Я взглянул на часы, было начало девятого, и я почувствовал, что проголодался. Я поднялся и пошел к выходу из сквера. Вдали я увидел магазины и направился в их сторону.

Я зашел в ресторан и позавтракал, а около десяти вернулся в дом миссис Мандер. Дверь мне открыла Мэри.

— Ты уже встал? — спросила она.

— Да.

— А ты завтракал?

— В ресторане, недалеко отсюда.

Я вошел в прихожую. На голове у Мэри был платок, она только что закончила уборку. Окна были распахнуты, и по дому гулял свежий ветерок. Я сел на диван и принялся читать газету, которую купил. Через открытую дверь мне было видно всех, кто спускался по лестнице. Через полчаса с кухни донесся запах жареной ветчины. Наверное, его почуяли и остальные обитатели дома, потому что они друг за другом начали спускаться вниз.

Первой появилась Большая Мэри. Она бросила на меня быстрый взгляд и прошла на кухню, но через несколько минут вернулась.

— Можно войти? — почти подобострастно спросила она.

— Да, — ответил я, не отрываясь от газеты.

— Ты не сердишься на меня за вчерашнее? — спросила она, усаживаясь напротив меня и раздвигая ноги так, чтобы мне были видны ее ляжки.

— Нет, — ответил я и перевернул страницу. — Это просто недоразумение.

— Вот именно, — быстро сказала она и повторила понравившееся ей слово, — недоразумение.

— Да, — сказал я.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обиженным. Ты понимаешь, что я имею в виду? — спросила она, еще шире раздвигая ноги.

Я понял, что она имела в виду.