Гарольд Роббинс - Чужак

— Если тебе что-то понадобится… — замялась Мэри, одарив меня нежным взглядом.

— Нет. Забудь о том, что было. Нам не нужны неприятности.

Она встала.

— Ну хорошо, и все-таки не забывай о моих словах. — Она отправилась на кухню завтракать.

Спустя несколько минут пришла миссис Мандер. Она направилась прямо к буфету и выпила, потом обернулась ко мне:

— Доброе утро, тебе что, не спится?

— Я всегда встаю рано, — ответил я.

— Завтракал?

— Да.

Она ушла на кухню.

Последней спустилась Дженни. Она единственная была в платье, остальные в халатах и ночных рубашках. На ней было платье из серого ситца, на шее поблескивал маленький золотой крестик.

Она прошла в гостиную.

— Доброе утро.

— Привет, — ответил я.

— Уже позавтракал?

— Да.

Она подошла ко мне, слегка покачивая бедрами.

— Я сегодня себя прекрасно чувствую, хочу пойти к мессе. Пойдешь со мной?

— Нет, — коротко бросил я. — Как может кто-нибудь из этого дома ходить в церковь?

— А почему бы и нет? — спросила она. — Тебе это тоже пойдет на пользу.

— Оставь меня в покое, — взорвался я. — Меня не интересует, куда ты идешь, — к мессе или к дьяволу, только убирайся отсюда.

Она весело рассмеялась и направилась к двери.

— Я пойду к дьяволу, — сказала она, продолжая улыбаться, — но и ты тоже. Мы все пойдем к дьяволу, вот увидишь. — Она вышла.

— О чем вы говорили? — спросила миссис Мандер, возвращаясь в гостиную. В этот момент я услышал, как хлопнула входная дверь.

— О дьяволе, бабушка, — ответил я.

— Ох! — воскликнула старуха, наливая себе порцию джина. — Дженни всегда говорит об этом. Она из тех католиков, которые верят, что за грехи бывает расплата. И в настоящем и в будущем. А ты не католик?

— Нет, — ответил я.

Она уже поднесла стакан к губам, но вдруг задержала руку, озаренная внезапной мыслью.

— Послушай, мне кажется, что я слышала стоны ночью. Она случайно не заманила тебя к себе?

— Нет, черт возьми.

Миссис Мандер внимательно посмотрела на меня. Наверное, я выглядел чересчур удивленным.

— Да, конечно, тебя там быть не могло, у нее до утра был клиент. — Миссис Мандер отхлебнула из стакана. — Но если она когда-нибудь будет приставать к тебе, — старуха говорила тихо, но в голосе ее звучала ненависть, — я надеюсь, ты сумеешь поставить на место эту развращенную сучку. — Она продолжала говорить, а я с бесстрастным лицом глядел на нее. С каждой минутой этот дом становился для меня все более ненавистным.

Только в четверг вечером я решил, что буду делать дальше. Предыдущие дни прошли относительно спокойно. Все обитатели дома признали меня, у меня были свои дела, у них свои, и мы даже с известным уважением относились друг к другу. Работа не нравилась мне, и поэтому я здорово уставал. Где-то в глубине сознания таилась мысль, что то, чем я занимаюсь, просто-напросто одна из форм сводничества. Честно говоря, я толком не понимал, нравится мне это или нет. Короче, я запутался и уже не знал, чего мне хочется.

В четверг после обеда я сидел в гостиной и читал газету, попыхивая сигаретой. На улице шел мелкий неприятный дождь. Миссис Мандер ушла с одной из девиц в кино. Я тоже накануне ходил в кино и смотрел «Седьмое небо». Я вспомнил песню, которую исполнял пианист по ходу фильма. Из кинотеатра я вышел слегка расстроенный и перешел улицу, чтобы выпить содовой. Проходя мимо пункта по вербовке во флот, я остановился и посмотрел на окно. Высокий, загорелый офицер показывал предполагаемым рекрутам какие-то плакаты. Я не мог слышать, что он говорит, и только наблюдал за ним. Он указывал то на один плакат, то на другой, и я представил себя в дальних странах, изображенных на плакатах. На мгновение я почувствовал желание зайти и послушать, что говорит офицер, но повернулся и медленно отошел от окна.

Я отложил газету, на меня напала хандра. Вошла Мэри, уселась за рояль и начала играть, но это не помгло мне. В ее музыке сквозила грусть, что отнюдь не улучшило моего настроения. Я начал размышлять о доме и о родных. Интересно, что произошло после того, как я убежал?

Грустная музыка действовала мне на нервы.

— Ради бога, закрой этот чертов ящик, — сказал я.

Мэри ничего не ответила, просто закрыла крышку рояля и вышла из комнаты.

— В чем дело, Фрэнк? — спросила Дженни, появившаяся в гостиной. На ней был ее рабочий наряд — черное атласное платье и маленький золотой крестик. Этот крестик, предполагавший целомудрие, выглядел фальшиво на ее шее. Кожа у нее была очень белая.

— Ни в чем, — огрызнулся я.

Сев на ручку моего кресла, она наклонилась надо мной и заглянула в газету, которую я читал.

Я свернул газету и отложил в сторону.

— Почему ты не уходишь? — спросил я.

— А ты почему? — спросила она с улыбкой, словно прочитав мои мысли.

Я не ответил, у меня не было ответа.

Она взяла мою руку, приложила к своему животу и стала медленно опускать ее ниже. Я почувствовал тепло ее тела под платьем.

— Почему ты не уходишь? — повторила она. — Ты хороший парень, неужели ты хочешь опуститься, как опустились мы? Неужели ты тоже хочешь быть проклятым? — Говоря это, она водила моей рукой по своему телу.

Я отдернул руку и хлестнул ее ладонью по лицу. Она свалилась с ручки кресла на пол и посмотрела на меня. В глазах ее светилось торжество, как будто я сделал именно то, что она хотела. Я сидел в кресле, не двигаясь.

— А ты сильный, — нежно произнесла она.

Я молча встал и перешагнул через нее. Она приподнялась и схватила меня за ногу. Чтобы освободиться, я стукнул ее по руке. Она попыталась схватить меня за руку, и я опять хлестнул ее по лицу. Я стоял и смотрел на нее. Глаза ее были полузакрыты, она тихонько извивалась на полу. Я снова попытался шагнуть, но она одной рукой схватила меня за ногу, а другой задрала платье и застонала, поводя бедрами.

— Давай, — сказала она, — давай, Фрэнк, давай.

Я пнул ее в бедро, и она отпустила меня. Подойдя к входной двери, я открыл ее и остановился на пороге, наблюдая, как идет дождь. Я закурил. Спустя минуту она подошла ко мне и встала рядом.

— Ты не можешь уйти отсюда, — зло сказала она. — Ты боишься.

Внезапно я почувствовал себя лучше, наконец-то таившаяся в глубине моего сознания мысль была высказана. Я улыбнулся.

Глаза ее округлились, она подняла руки, словно пытаясь защититься от удара. Несколько секунд она стояла так и смотрела на меня.

— Ты сумасшедший, — прошептала Дженни, — сумасшедший идиот.

Она повернулась и убежала в дом.

Я громко рассмеялся, затянулся сигаретой и швырнул окурок в урну.

Остаток дня пролетел незаметно, я все время повторял про себя: «Я испугался». Да, именно так и было, и каждый раз повторяя эти слова, я чувствовал себя лучше. Я начал понимать, почему согласился на эту работу. Не такая уж большая сила воли была у меня, как я думал: старуха одурачила меня, заморочив голову болтовней о полиции. Она предложила мне работу, зная, что если я откажусь, она прижмет меня, и я буду вынужден согласиться. Я рассмеялся про себя. К черту! Теперь я ничего не буду бояться.