Кэролайн Грэм - Пока смерть не разлучит нас

В деле об убийстве Холлингсворта у них, по крайней мере, был подозреваемый. Безликий, лживый и ложно названный Тимом. На втором допросе Сара, казалось, намекала, что ответственность лежит на нем.

Конечно, был еще Грей Паттерсон, идеально подходивший на эту роль. Мощный мотив, никакого алиби и дружба с Сарой Лоусон. В то же время полиция не располагала ни единым доказательством его присутствия в «Соловушках» в ночь смерти Холлингсворта. А в день, когда скрылась Симона, он в каустонском «Одеоне» смотрел «Золотой глаз». В-третьих, и это самое главное, даже человек с самым неудержимым воображением не назвал бы Паттерсона невысоким кудрявым брюнетом.

А именно такого полиции и предстояло найти.

Шторм двухдневной давности произвел перелом в погоде. В день похорон, хоть и теплый, она была переменчивой. Солнце то появлялось, то исчезало, налетали тучи, ветви кладбищенских вязов и тисов гнулись и шелестели на ветру.

Преподобный Брим, в белоснежном облачении поверх потертой сутаны, произнес прощальное слово. Его выразительный голос был полон скорби и искреннего участия. Именно в такие моменты он чувствовал себя на высоте.

Барнаби и Трой не были в церкви. Не присоединились они и к горстке людей у могилы. Стояли в некотором отдалении на зеленой горке — не то чтобы чужаки, скорее, призраки на пиру.

«Ибо человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями…» [73] Иов 14:1.

И кто может с этим поспорить? «Они рожают в муках прямо на могилах», как сказал поэт. По крайней мере, Барнаби думал, что поэт. А может, то была реплика из пьесы, которую ставила любительская труппа Джойс [74] Это слова из пьесы «В ожидании Годо» (1948) Сэмюэля Беккета (1906–1989), лауреата Нобелевской премии и одного из основоположников театра абсурда. — Ред. . Кто бы это ни написал, он был совершенно прав. С точки зрения вечности жизнь не более чем краткий миг. Только узрел свет солнца и тотчас канул во тьму.

Хотя у ворот кладбища людей собралось немало, возле могилы стояло всего восемь человек. Эвис Дженнингс поддерживала Симону, обняв ее за худенькие плечи. Констебль Перро, пристроив шлем на сгибе локтя, вытянулся почти по стойке смирно. Бухгалтер Тэд Бёрбейдж, представлявший «Пенстемон», держался рядом с Элфридой Молфри. Она и Кабби Доулиш, взявшись за руки, печально склонили головы.

Двоих скорбящих Барнаби не знал. Догадывался, что это брат убитого и его супруга. Наверняка супруга, ибо человек с таким жестким, суровым, безрадостным лицом не мог быть настолько легкомысленным, чтобы взять с собой сожительницу. Он был в черном костюме из тусклой тяжелой ткани. Она — в полинялом платье цвета грязной воды с неровным подолом и траурной бархатной повязкой на рукаве. Выражение ее лица казалось еще более мрачным, чем у муженька. Барнаби вспомнилась присказка матери: «От такого молоко скиснет».

«…ибо прах ты, и в прах возвратишься…» [75] Быт. 3:19.

— Если тебя не угробит выпивка, то налоговый инспектор прикончит наверняка, — проговорил Трой с отсутствующим видом. Его взгляд был прикован к бледному, измученному лицу вдовы. Он безотчетно дрожал и чувствовал дурноту.

— Что с тобой такое, черт возьми?

— А?

— Трясешься.

— Это от жары, шеф.

Поминальное угощение было выставлено в доме доктора. Миссис Дженнингс держалась довольно скованно. Яркие, эффектные торты и восхитительные кондитерские изделия из сливок и сахара отсутствовали. Самым изысканным блюдом на столе был многоярусный мильфей из слоеного теста с заварным кремом и свежей малиной. На старинном белом фарфоровом блюде подали половину Йоркского окорока и салат из латука и пряной зелени, только что собранной в саду. Доктор Дженнингс преступил к нарезанию мяса, но был вызван по телефону больным, после чего исчез, а его место занял викарий.

Разговор шел вполголоса, таким и остался. Может, потому, что из напитков предлагали только чай, индийский и китайский.

Симона, естественным образом оказавшаяся в фокусе всеобщего внимания, выглядела растерянной. Она сидела между родственниками мужа на бархатном кресле с удлиненным сиденьем. Нежная и прекрасная роза между двух кактусов, по мысли сержанта Троя. Больничную повязку с виска сняли, но, хотя Симона наложила тон, синяк все еще проступал сквозь него.

Миссис Дженнингс пригласила Троя и Барнаби на поминальную трапезу, но сержант чувствовал себя крайне неуютно. Не будучи ни друзьями, ни родственниками, они лишь подчеркивали мрачную подоплеку случившегося. Как мог он, никто в сущности, просто подойти и выразить соболезнования Симоне? Впервые со дня поступления на службу сержант Трой пожалел, что он полицейский.

Барнаби не смешивался с толпой. Он стоял на кухне с мисочкой салата, подкрепляясь домашней чиабаттой с кусочком мягкого сыра бри. Попутно старший инспектор разговаривал с Эвис Дженнингс, которая обнаружила, что у нее не хватает одной вилки для десерта, и рылась в ящике со столовыми приборами.

— Я так понял со слов вашего мужа, что Симоне становится лучше.

— Да, ей немного лучше. Память возвращается, но не целиком, а кусками. Джим говорит, что так часто бывает. Она узнает нас и Элфи, помнит все о деревне, но почти ничего о своем… тяжелом испытании. И неудивительно, правда? Я имею в виду, что она хочет отодвинуть тягостные воспоминания как можно дальше. Я бы тоже так делала. Ах, вот ты где! — Эвис нашла нужную вилку и потерла ее о юбку.

— Да, это вполне объяснимо.

— Я свозила ее домой за чистой одеждой и всякими мелочами. Но она не захотела остаться там.

— Как вы туда попали, миссис Дженнингс?

— Джилл Гэмбл дала нам ключ. — Она с тревогой посмотрела на Барнаби. — Надеюсь, все в порядке? Мы были там лишь несколько минут.

— И все это время вы находились рядом с миссис Холлингсворт?

— Вообще-то да. — Эвис была глубоко озадачена. — Она положила пару платьев и белье в сумку. Это ее собственные вещи, инспектор.

Барнаби, набивший рот аппетитным сыром, просто кивнул.

— Ну что ж, пора мне обратно, к моим баранам, — сказала Эвис. — Хотелось бы, чтобы эти двое шотландцев не чувствовали себя здесь такими чужаками. Не сказать чтобы они были так уж подавлены горем. Симона утверждает, что Алан не разговаривал с ними годами.

— Некоторые считают подобное поведение вполне уместным для похорон.

— Ох! — Эвис фыркнула. — На мой взгляд, эта чопорность у них в крови.

В те редкие минуты, когда Трой отводил взгляд от Симоны, он замечал, что все потихоньку перемещаются в сторону кухни. Хотя там определенно не было того, что можно назвать очередью, констебль Перро топтался возле дверного проема и проскользнул внутрь, когда оттуда выходила миссис Дженнингс. Миссис Молфри тоже потихоньку дрейфовала в этом направлении, как и Кобби Доулиш, который, двигаясь против часовой стрелки и на ходу прихлебывая из чашки прекрасный, крепкий чай, вскоре присоединился к ней с тарелкой окорока и салата.