Кэролайн Грэм - Пока смерть не разлучит нас

Так получилось, что все трое пришли на кухню одновременно. Перро остался стоять, но двое других сели. Кабби пил свой чай. Элфрида, счастливая оттого, что снова оказалась тет-а-тет с главным полицейским начальником, обратила к Барнаби сияющее лицо:

— Я, конечно, не упрекаю вас, старший инспектор. Догадываюсь, как вы, должно быть, невероятно заняты. Но я была разочарована, не услышав от вас ничего по поводу моего открытия.

— Боюсь, что не понимаю вас, миссис Молфри.

— Ни звона, ни звяканья. Разве вам не… — Элфрида подняла глаза и в самый последний момент за спиной старшего инспектора узрела искаженную ужасом физиономию Колина Перро. — Вы получили мое сообщение? Я наговорила вам его на автоответчик.

— Извините, — улыбнулся Барнаби. — Боюсь, это не всегда срабатывает. Что у вас случилось, миссис Молфри?

— Как я уже говорила вам, в тот день, когда исчезла Симона, я шла по переулку с Сарой Лоусон. Она несла большую коробку. Сказала, что это банки для консервирования, которые Симона обещала ей, Сара собиралась участвовать в приходской ярмарке. Но когда мы подошли к калитке «Лавров», Сара перехватила коробку, и стало ясно, что она ужасно запыхалась. Знаете, так: уф-уф.

— Не волнуйся так, милочка! — встревожился Кабби.

— И вот что странно: не раздалось ни единого звука. И это при том, что в коробке как будто было полно стекла. Я тогда еще подумала: «Боже мой, зачем Симоне такая пропасть банок?» Думаю, она и готовить-то толком не умеет, не говоря уже о том, чтобы хлеб печь или варить джем. Не могу себе представить, чтобы она когда-нибудь закатывала фрукты или овощи. Кроме того… — Тут Элфрида бросила на Барнаби взгляд, который он сразу узнал. Таким же торжеством горели глаза Килмовски, когда кот притаскивал на коврик у двери особенно большой и сочный трупик птички. — По тому, как она держала коробку, было видно, какая та увесистая. Поверьте мне, инспектор, там было кое-что куда потяжелее, чем пустые стеклянные банки.

— Очень интересно, миссис Молфри. — Так оно и было на самом деле. Никакой коробки они не видели ни в доме, ни в садовом сарае, когда обыскивали «Лавры».

— Когда у вас должен состояться этот приходский праздник?

— Не раньше августовского понедельника, когда начинаются банковские каникулы.

— И кому Сара собиралась отдать банки?

— Никому. Предполагалось, что у нее будет собственный прилавок. Вы могли бы справиться у миссис Перро. Она снова в оргкомитете в этом году, я полагаю, Колин?

— Верно, миссис Молфри. — Перро, мысленно утирая пот облегчения со лба, благодарно улыбнулся своей спасительнице. — Я непременно спрошу, сэр, не переданы ли эти вещи кому-нибудь другому.

— Да, будьте добры, констебль. Возможно, мне следует сказать вам обоим… Хотя вы, несомненно, услышите об этом завтра в новостях… Мисс Лоусон предъявлено обвинение. Она участвовала в похищении миссис Холлингсворт с целью получения выкупа.

— О! Но это так… — Миссис Молфри не могла продолжать. Дрожащими пальцами она поправила черную шифоновую вуаль, накинутую на кудряшки. Отделанная марказитом, вуаль посверкивала под лучами солнца, проникшими сквозь кухонное окно. — Не могу поверить. Нет. Нет.

— Совершенно верно. Нет, — твердо повторил Кабби. Его ярко-синие глаза горели убежденностью. — Она слишком… какие слова тут подходят, Элфи?

— Уважает себя.

— Совершенно верно — уважает себя.

— Вы ошибаетесь, инспектор, — заявила Элфрида. — Простите, я знаю, как самонадеянно это звучит.

— Мы не задерживаем людей, не имея твердых доказательств, миссис Молфри. Кроме того, Сара Лоусон призналась.

— Но ее не волнуют деньги. Вы видели, как она живет?

— Возможно, деньги ее не волнуют. Но человека, с которым у нее была связь, они очень даже волнуют.

Это потрясло обоих. Барнаби видел, как в их головах роились предположения одно ужаснее другого. Больше никто не произнес ни слова. Несколько мгновений они сидели в растерянности, потом встали и пошли прочь. Кабби ласково поглаживал руку Элфриды.

— Перро?

— Сэр. — Констебль Перро бодро подошел к сосновому столу и опустил на него шлем.

— Я намерен оставить здесь круглосуточную охрану, с тем чтобы переместить ее в «Соловушки», если миссис Холлингсворт решит вернуться к себе.

— Думаете, она все еще в опасности?

— Возможно. В любом случае нам нужно не спускать с нее глаз. Она очень важный свидетель. Я полагаюсь на вас. — Барнаби откинулся на спинку стула. — Когда разберемся со сменами, вы сможете передохнуть.

— Никаких проблем, сэр.

— Как насчет чая? — Эвис высунула голову из-за двери.

— Я бы не отказался от еще одной чашки, — сказал Барнаби. — Но я возьму чай с собой.

В гостиной Дженнингсов расстановка сил слегка изменилась. Элфриды и Кабби уже не было. Эдвард Холлингсворт устроился у окна и углубился в разговор с бухгалтером «Пенстемона». Его жена собирала грязные тарелки и складывала стопкой на большой деревянный поднос. Трой устроился рядом с Симоной, все так же сидевшей на зеленом бархатном кресле.

Барнаби, незамеченный, наблюдал за ними обоими. Симона что-то говорила с запинкой, кусала губы, хмурилась, колебалась, снова говорила. Руки ее беспрестанно двигались. Они то касались белого израненного лба, то прижимались к груди, то приглаживали взъерошенные, отливающие серебром волосы. На ней было простое хлопковое платье в розово-белую полоску с приколотой к воротнику веточкой резеды. Под ним четко обозначалось напряженное, как струна, тело.

Трой слушал, и все его существо было охвачено нежностью. Время от времени он кивал. Иногда говорил что-то. Барнаби, как ему показалось, прочел по губам: «Я так вам сочувствую».

Он подошел к женщине возле стола, представился.

— О, я знаю, кто вы. — Каждое слово получалось округлым, твердым, обособленным, как полированная галька. У нее был сильный шотландский акцент. — Вы тратите так много времени, чтобы выяснить, кто виноват в смерти моего деверя.

— Когда вы приехали, миссис Холлингсворт?

— Вчера. Мы получили сообщение от поверенного Алана и завтра утром встретимся с ним. А после этого сразу же вернемся домой. Мой муж должен готовиться к еженедельной проповеди. — И на случай, если Барнаби не до конца осознал все высокое положение супруга, добавила: — Эдвард посвящен в сан.

«Да, — подумал старший инспектор, взглянув на бескровный профиль и ханжески поджатую нижнюю губу. — Очень на то похоже».

— Насколько я понимаю, между вашим мужем и его братом несколько лет сохранялось какое-то отчуждение.

— Нет-нет. Возможно, они общались не слишком часто, но отчуждения не было. На самом деле за последние несколько месяцев они говорили не один раз.

— Но я прав, думая, что вы не одобрили его второй брак?