Кэролайн Грэм - Пока смерть не разлучит нас

Одна семья, явившаяся в полном составе, включая собачку, даже подкреплялась неподалеку сэндвичами и потягивала через трубочку прохладительные напитки. Мать семейства, вероятно в надежде на приезд телевизионщиков, была при полном параде, в боевой раскраске и со свежей завивкой.

Ворота открыл Перро. Он только что вернулся с короткого перерыва на ланч, и во рту его еще оставался вкус аппетитной домашней еды. Барнаби и Трой протиснулись мимо него, причем последний в виде исключения ограничился лишь ироническим хмыканьем. Перро отчужденно молчал и холодно смотрел мимо, пока к нему не обратился старший инспектор:

— Ступайте в дом, Перро. Скажите тому, кто стоит у входной двери, чтобы заменил вас здесь.

— Слушаюсь, сэр.

Обри Марина они застали у кухонного стола в окружении грязных чашек и тарелок, переполненного мусорного ведра и коробки из-под консервированных бобов, тоже доверху набитой объедками. На грязной керамической подставке стояла сковородка, пропахшая затхлым жиром, и кастрюля с остатками подгоревшей еды. Повсюду кружили мухи. Барнаби невольно вспомнились декорации к «Сторожу» [29] «Сторож» — пьеса (1959) британского драматурга, лауреата Нобелевской премии Гарольда Пинтера (1930–2008). — Ред. , недавно поставленному с большим успехом на сцене каустонского любительского театра его женой Джойс.

— Откуда, бога ради, этот дух?

— Виски. Вся раковина провоняла.

— Пузырьки от пилюль нашлись?

— Нет.

— А капсулы?

— Тоже ноль. Мы тут всё прошерстили, включая мусорный контейнер. Мог забросить в высокую траву.

— Не думаю.

— А если спустил в туалет? — предположил Трой, картинно зажимая двумя пальцами нос.

— Возможно, — согласился Обри. — Только они ничего не весят. Одна-две обязательно болтались бы на поверхности.

— Я пошел наверх. Осмотрите здесь все хорошенько, сержант. Проверьте это бюро со стеклянной дверцей и стол. Постарайтесь найти счета за телефонные переговоры.

— Слушаюсь, босс.

Барнаби вышел в холл, где томился Перро, неловкий, неуверенный, полный решимости заслужить одобрение. Вместе они стали подниматься наверх. У поворота лестницы Барнаби приостановился, чтобы полюбоваться репродукцией «Тополей на берегах Эпта» Клода Моне. Оправленная в прозрачную рамку из оргстекла, она радовала глаз безмятежной красотой и грела душу.

На площадке Барнаби велел констеблю осмотреть три гостевые спальни.

— Что мне искать, сэр?

— Все, что может пролить свет на исчезновение миссис Холлингсворт либо на смерть ее мужа. Полагаю, мне не нужно вам все разжевывать?

— Нет, сэр. Не нужно.

Сам Барнаби стоял напротив хозяйской спальни. Открыв дверь, он словно бы опять очутился перед театральными декорациями, только на этот раз куда более презентабельными и даже игривыми, идеально подходящими для легаровской оперетты «Веселая вдова», например.

От позолоченной короны на потолке к широченному супружескому ложу ниспадали облаками тюлевые драпировки. Изголовье под слоновую кость было украшено пасторальными сценками в пастельных тонах. Нимфы и пастушки́ предавались любви посреди цветущих лужаек прямо на глазах у олимпийских небожителей. В бурлящих потоках плескались кентавры.

На прикроватном столике Барнаби увидел свадебную фотографию и взял ее, чтобы рассмотреть получше. Выражение на лице жениха было ему знакомо. Подобную смесь разных эмоций он подметил у зятя в день свадьбы дочери. Гордость, глубокое удовлетворение, даже упоение… Что-то от взгляда охотника-собирателя, которому выпало счастье не только встретить представителя вымершего вроде бы вида, но и приобщить его к своей коллекции, на обозрение и зависть всему миру. Однако проступала и опаска. Восторженное изумление (подумать только, именно он стал счастливым избранником!) отравлялось тревогой (но почему, ведь наверняка многие мечтали завладеть этим чудом?). Бедный Нико… Он еще владел своим призом, но иногда Барнаби спрашивал себя, долго ли это продлится…

Теперь старший инспектор переключил внимание на невесту Холлингсворта, которая выглядела традиционно лучезарной, и решил, что викарий ничуть не преувеличивал. Симона Холлингсворт и вправду была обворожительна, хотя, на вкус инспектора, ей не хватало естественности. Ослепительно улыбаясь из-под облака вуали, она напоминала тех умело отлакированных красоток, что лебедями скользят между косметических витрин супермаркетов, брызгая парфюмами из атомайзеров на зазевавшихся женщин, да и мужчин тоже, если те потеряют бдительность.

В поисках лучшего освещения Барнаби подошел к окну и стал с особым пристрастием изучать розовый блестящий рот. Обычно половинки верхней губы не бывают полностью симметричными, но только не эти, образующие совершенный «лук купидона». Нижняя губа, более полная, чем он ожидал, говорила о щедрой чувственности. Серо-зеленые, широко расставленные глаза, длинные загнутые кверху ресницы, нежная, как абрикос, словно светящаяся изнутри кожа щек… Приглядевшись, он понял, впрочем, что контур рта подправлен косметическим карандашом, и готов был поручиться, что под роскошными линиями скрывается не столь обольстительный абрис узких и жестких губ. Волосы, изгибающиеся завитками возле изящных, прозрачных, словно раковины, ушек, были светлые, почти белые.

Она прижимала к груди букет едва распустившихся кремовых роз, перевязанных серебряными ленточками. И кроме обручального кольца на руке ее было другое, кольцо-солитер с огромным бриллиантом. То-то новобрачная так сияет… Еще бы ей не сиять… Но, придя к подобному заключению, инспектор тут же устыдился собственного шовинистического цинизма. Хорошо, что его не слышат жена и дочь. Калли вцепилась бы ему в глотку за такие слова.

Старший инспектор не очень верил в физиогномику и не стал делать каких-то заключений о характере миссис Холлингсворт исходя из ее внешности. Уж слишком часто ему доводилось сталкиваться с порочностью существ, которые могли бы позировать Боттичелли. Впрочем, как и с великой добротой и человечностью тех, кого, казалось, извергла преисподняя Иеронима Босха.

Вернув фотографию на место, Барнаби прошел в ванную комнату. И здесь царило то же дурновкусие. Полы из фальшивого мрамора, потолок в звездах, зеркальные, с медным отливом стены — все здесь словно источало бронзовое свечение. Большая треугольная ванна цвета незабудки, выгнутые арками золоченые краны, рукоятки в виде махровых хризантем.

Каждая плоскость была сплошь уставлена бутылочками, баночками, флаконами, аэрозолями. Как справедливо заключил констебль Перро, миссис Холлингсворт не взяла с собой даже баночки крема, иначе осталось бы пустое место, а такового не было.