Кэролайн Грэм - Пока смерть не разлучит нас

Нельзя забывать и о ключе Симоны. Предположительно, он находился в ее сумочке, когда она садилась на каустонский автобус, а после вполне мог оказаться в руках у темных людишек.

Барнаби поддернул влажную от пота манжету рубашки. Час дня. Все эти размышления, скорее прочищающие мозги, чем по-настоящему плодотворные, прилично затянулись. Барнаби прихватил с собой помятый пиджак из коричневого хлопка и направился в столовую полицейского участка, чтобы перекусить перед визитом в Национальный Вестминстерский банк.

Угрюмо памятуя о проблемах с лишним весом, старший инспектор ограничился салатом из тертой моркови, изюма и миндаля с ломтиком лимона и двумя кусочками копченой индейки. «Если жара чем и хороша, — подумал он, выжимая на салат сок из лимона, — так это тем, что отбивает аппетит».

Тут и объявился полицейский кот по имени Крейг. Его, можно сказать, навязал участку сменивший место жительства телефонист, выдав за великого ловца мышей. Однако Крейг ловко уклонялся от обременительных обязанностей, а все внимание свое сосредоточил на столовой. Здесь, несмотря на постоянные подачки легковерных едоков и увеличение веса вдвое за первую же неделю, ему до сих пор удавалось поддерживать иллюзию, будто он еле жив и зверски голоден. Актер из него получился бы замечательный.

— Уходи, — проворчал старший инспектор, — ты, гнусный маленький попрошайка.

Крейг прищурился и смерил его настырным, требовательным взглядом, каким коты смотрят, когда мгновенно не получают желаемого. Вся его приплюснутая мордашка выражала недоверие. Он подождал немного, но, видя, что еду не подносят, мяукнул. Собственно, это было не мяуканье, а жалкий писк существа, вконец измученного голодом и жаждой.

Понимая, что его дурачат, Барнаби стал мрачно отрезать для кота кусочек индейки, но тут появился его подручный с тяжело нагруженным подносом и стал устраиваться напротив.

— По понедельникам здесь меню всегда скудное, так ведь, шеф? — произнес Трой, втыкая вилку в толстую, аппетитную сосиску, брызнувшую соком. — Там, на кухне, они, похоже, еще не раскачались.

Кроме сосисок на его тарелке уместилась горка картошки фри (высокая, того и гляди свалится), два поджаренных яйца, оранжевое озерцо тушенных в томате бобов, грибы и несколько кусков кровяной колбасы.

— Ты не мог бы пересесть куда-нибудь со всем этим?

— Не понял? — Трой всегда очень остро реагировал на пренебрежение, реальное или воображаемое. Но сейчас, когда его действительно задели, он словно не мог поверить своим ушам. Выражение лица его стало точь-в-точь как у оскорбленного кота Крейга. И вправду обиженный, он взял свой поднос и завертел головой, топчась на месте.

— Тут садись, — буркнул Барнаби, указывая на стул за своей спиной.

— Как скажете, сэр. — По тону его было понятно, что Трой дистанцировался от шефа не только в физическом смысле.

Барнаби едва не улыбнулся, хотя может ли улыбаться человек, у которого под носом наструганные овощи, а у ног — кот с выкрутасами?

За его спиной звяканье металла о металл достигло крещендо. Казалось, там разыгрывается завершающая сцена из «Гамлета». Далее последовала сытая пауза, финальная дробь складываемых ножей и вилок, затем тихий скрип — свидетельство того, что тарелку подчистили корочкой хлеба.

— Все, — проскрежетал Барнаби, — пошли.

— Я еще не съел кровяную колбасу.

— Кровяная колбаса для слабаков, сержант.

Национальный Вестминстерский банк находился на Хай-стрит, в двух шагах от участка. Потихоньку приходя в себя от последнего, самого немилосердного из всех укола, Трой последовал за начальником через пышущую жаром парковку и за главные ворота. Тут же они погрузились в смрад выхлопных газов, приправленный вонью пережаренного лука и горелого жира, которые распространяла стоящая неподалеку тележка с хот-догами.

Трой печатал шаг, красуясь и всем видом отстаивая свою брутальность. «Это я-то слабак?! Ну и наглец! Удар под дых, вот это что такое!» Если бы не оскорбительный тон, это было бы просто смешно. Обозвать слабаком его, такого мужественного и неотразимого, что любая смазливая мордашка в радиусе двадцати шагов тает при виде него. Мускулистый, симпатичный, такой умелец по женской части, что в участке ребята прозвали его Макси. Даже десятой кружке «лагера с черным» не свалить его с ног. И он счастливый отец. Правда, отец девочки, но у него еще куча времени, чтобы это исправить. Зависть гложет старого секача, вот и все!..

Они остановились у пешеходного перехода. Раскаленные плиты мостовой прожигали насквозь синтетические подошвы зеркально сверкавших мокасин Троя, черных с кисточками. К ним направился пожилой человек, сэндвичем зажатый между картонок с библейскими цитатами. Трой неодобрительно следил за его приближением. Мужчина, без сомнения одержимый докучливым желанием всем и каждому рассказывать, как осознал свою греховность и пришел к Господу, что нередко свойственно чересчур религиозным людям, сказал ему со слащавой улыбкой:

— Иисус любит тебя.

— Иисус любит всех, братец, — отбрил Трой, отлично подкованный в том, как распознать субъектов с неустойчивой психикой. — Не воображай, будто ты какой-то особенный.

В банке работал кондиционер, и это было блаженство. Барнаби, обливавшийся потом при каждом шаге, почувствовал, как рубашка постепенно высыхает и отлепляется от кожи.

Фредди Блейкли не заставил их ждать. Гостям были предложены два чрезвычайно неудобных на вид стула. Каркас их состоял из гнутых хромированных трубок, а спинки и сиденья — из хитроумно переплетенных полосок кожи. Казалось, они предназначены для каких-то особенно неприятных медицинских процедур или для воплощения в жизнь дерзких сексуальных фантазий.

Барнаби передал банковскому менеджеру судебное предписание. Блейкли не стал отмахиваться от документа или проглядывать его вскользь, как обычно делают. С видом величайшей серьезности он уселся за огромный, сработанный из тика стол и явно приготовился уделить изучению бумаги столько времени, сколько потребуется, чтобы уловить каждый оттенок смысла и высмотреть любую попытку надувательства.

Барнаби с любопытством наблюдал за этим представлением, в то же время пытаясь ухватить все особенности внешности и поведения сидевшего перед ним человека. После тридцати лет службы он проделывал это почти бессознательно и без малейших усилий. Сегодня его наблюдения оказались особенно результативными. Контраст между идеальным порядком на столе, подчеркнуто церемонной манерой общения и наружностью был просто разительным. Если коротко, Фредди Блейкли выглядел как гангстер.

Невысокий, квадратный, с крутыми, мускулистыми плечами. Губы мясистые, но красивой формы, чувственные. Кожа грубая, бледная, как у человека, мало бывающего на воздухе. Несмотря на тщательное бритье, его припудренный тальком подбородок отливал стальной синевой. Костюм черный, в широкую бледно-белую, как снятое молоко, полоску. Атласный галстук расшит золотыми павлинами, а из нагрудного кармана выглядывает изумрудный шелковый платочек с узором «пейсли».