Кэролайн Грэм - Пока смерть не разлучит нас

Старший инспектор хотел заговорить, но Обри жестом остановил его, сказав:

— Подожди, это еще не все.

Похоже, проникшая под пластик влага все же не лучшим образом сказалась на содержимом папки. Опять-таки пользуясь пинцетом, Обри отогнул левый уголок фотографии. Под нею оказалась еще одна.

На втором снимке потемневшие расширенные глаза выглядели распухшими от слез. На лбу и сразу под челюстью темнели пятна, похожие на синяки. Пальцы, сжимавшие газету, были грязны и тоже с какими-то пятнами. Газета была от седьмого июня.

Самым скверным оказалось последнее, третье фото. На прелестный ротик миссис Холлингсворт невозможно было смотреть без содрогания. Нижняя губа разбита, на подбородке и шее запеклись струйки крови. На правой скуле след сильного удара, правого глаза почти не видно, так он опух. Она больше не казалась испуганной. Просто безучастно сидела, повесив голову. Сдавшаяся, избитая, неспособная сопротивляться. Волосы кое-как обрезаны, местами вроде бы просвечивает кожа, как будто выдран клок. Во рту — комок газеты, блузка на груди разорвана, к бюстгальтеру пришпилена страница «Сан» за субботу от восьмого июня.

— Иисусе… — выдохнул Трой.

Барнаби молча созерцал эту эскалацию страдания, лежавшую перед ним. За долгие годы службы ему, понятное дело, приходилось видеть и кое-что похуже, намного хуже, так что шок, который он испытывал, лишь отчасти был естественным следствием жалости и отвращения. К этим чувствам примешивалось возбуждение, вызванное тем, какой драматический поворот вдруг наметился в деле. Он уже давно принял тот факт, что такого рода возбуждение перед лицом чужих страданий — особенность его натуры, усугубляемая (если не требуемая) его профессией. Старший инспектор давно перестал корить себя за бесчувствие.

— Прямо целая куча дерьма подвалила, босс! — воскликнул сержант Трой, как всегда не лезущий за словом в карман.

Барнаби, в мозгу которого роилось множество новых предположений и догадок, не ответил. Переворачивая снимки пинцетом, он осмотрел обратные стороны, но не обнаружил ничего, кроме влажных пятен.

— А конверты? — спросил инспектор.

— Не помню, чтобы они нам попадались, но мы посмотрим еще.

— Поищите как следует. — Если на клейкой полосе конвертов остались следы слюны, это бы очень помогло следствию. — Выбор обоев не впечатляет.

Обои были полосатые, с умильными изображениями щенков, занятых своим естественным делом. Пускаемые ими струйки изгибались дугами в разных направлениях.

— Такие встречались чуть не повсюду, — согласился Обри. — Несколько лет назад.

— Сможешь заняться моим делом в первую очередь?

— Ладно. — Обри уложил пакет из супермаркета в прозрачный мешок с биркой. — Зачем, как думаешь, он их закопал?

— Может, не вынес их присутствия в доме, — пожал плечами Барнаби.

— Почему же тогда не сжег, не разорвал, не выбросил?

— Возможно, потому, что, если бы после выполнения всех требований его обманули, эти фото стали бы единственным, что он мог бы предъявить полиции.

— Выходит, это похищение с целью вымогательства?

— Похоже на то.

— Как-то подозрительно быстро они всё успели провернуть, — вмешался Трой. — Я не имею в виду сами фотографии. Если ее схватили во вторник, во второй половине дня, то вполне могли сделать первый снимок вечером. Но ведь доставка по почте требовала времени.

— Пожалуй, ты прав.

— Получается, все три фотографии уже были здесь, самое позднее, в понедельник вечером. Могли не поспеть, даже при отправке с пометой «срочно».

— Почтовое ведомство предоставляет в качестве дополнительной услуги доставку в течение суток, — сказал Обри. — Стоит недорого, но нужно заполнить бланк, а я сильно сомневаюсь, чтобы это понравилось нашим ребятам. Хотя ведь всегда можно самолично кинуть письмо в почтовый ящик.

— Рискованно, черт побери, — усомнился сержант Трой.

— Не особенно. Если делать это посреди ночи, когда все спят, — возразил Обри. И, осведомившись, нужны ли еще Барнаби снимки, Марин бережно убрал их обратно в пластиковый конверт.

— Должен признать, это проливает новый свет на рапорт Перро, — произнес Барнаби, покидая дом через то же французское окно. — Неудивительно, что Холлингсворт хотел от него избавиться поскорее.

— И объясняет, почему он так поспешно втащил констебля в дом, а не держал на пороге, — добавил Трой. — Эти ублюдки первым делом грозят убить жертву, если близкие обратятся в полицию. — И он продолжил: — Сказать, что я думаю?

Барнаби издал низкий, хриплый звук. Не тот, каким побуждают к откровенности.

— Я тут поразмыслил, это доказывает, что Холлингсворт сам себя порешил. Заплатил денежки, — видать, за тем он и мотался ночью в понедельник, — а когда вернулся, они связались с ним и известили, что она того, не выдержала. Без нее жить незачем, и он кончает с собой. Что думаете?

Барнаби думал, что пока это в корне противоречит его внутреннему убеждению, но вполне правдоподобно. Не желая принимать во внимание это малоприятное обстоятельство, он успокоил себя мыслью, что, если речь идет о похищении и предстоит поиск бренных останков, удастся получить под это больше людей и денег.

Перро, который снова дежурил возле ворот в переулке, при виде начальства подобрался. Однако на сей раз Трой удовольствовался грубым жестом, соединив большой и указательный пальцы, и брошенным вскользь: «Тупая задница».

Барнаби взглянул на жилище Брокли. Поставив на стекло передние лапки, в окно снова выглядывал пудель. Позади собаки маячила Айрис, бледная и неподвижная. Хотя лицо ее обращено было вовне, взгляд, настороженный и непонимающий, как будто принадлежал незрячей. Она выглядела растерянной и словно бы съежившейся.

Было почти семь, и старший инспектор почувствовал сильное отторжение при мысли, что должен добавить еще толику горя в копилку без того богатого несчастьями дня. Пусть кто-нибудь другой пойдет и поговорит с Брокли. С него на сегодня довольно.

— Констебль!

— Сэр? — Перро, стоявший по стойке смирно, подтянулся еще больше.

— Любую почту, адресованную в «Соловушки», — мне на стол. Немедленно.

— Лично доставлю, старший инспектор. У меня мотоцикл.

— Не переусердствуйте, Перро.

— Слушаюсь, сэр!

Колин Перро смотрел вслед двум удаляющимся полицейским, и плечи его слегка расслабились. Сначала он прогуливался взад-вперед перед домом, затем позволил себе войти в черные с позолотой ворота и расхаживать по гравийной дорожке. Постоял немного на ступенях перед входом. Чтобы люди знали, что полиция бдит.

Правда, зрителей почти не осталось, и мало кто провожал взглядами отъезжающий микроавтобус экспертов. Перро взглянул на часы: семь тридцать. Тогда все понятно. Экспертам трудно конкурировать с очередной серией «Жителей Ист-Энда».