Мария Амор - Вкус Парижа

– Я спал, – пискнул Додиньи.

Валюбер медленно соединил перед собой кончики пальцев, словно сводя все улики в обвинение:

– Ага. А к половине второго, видимо, уже проспались, потому что тогда он до вас всё же дозвонился. Позвольте мне подытожить: у вас был мотив, была возможность, на месте преступления остались следы вашего пребывания, а в качестве алиби вы припасли неубедительное враньё.

– Ну и что? – с искренним возмущением спросил Додиньи.

– Это ваша единственная линия защиты?

Подозреваемый подумал, нахохлившись, и решительно заявил:

– Я не убивал.

– М-м-м… Тогда кто же? – инспектор вопросительно склонил голову набок.

Додиньи вжался в подушку, бросил на меня затравленный взгляд:

– Его жена.

Я привстал с подоконника:

– Простите?..

Он понурил голову:

– Да. Извините, доктор. Я не хотел говорить, это бы запутало меня самого. Но сдаётся, я уже и так запутан. Доктор Ворони́н, Пер-Лашеза застрелила ваша жена. Я сам это видел.

Кровь заложила мне уши. Как сквозь вату донёсся голос инспектора:

– А! Значит, вы признаётесь, что были на месте преступления?

– Не на месте преступления. Я был у ресторана, где тогда ещё не произошло никакого преступления. От Пьера Паризо, издателя, я знал, что Пер-Лашез отмечает выход своей книги в «Ля Тур д’Аржане». Я пытался убедить Паризо не издавать эту книгу, но, конечно, меня никто не послушал.

– И вы, разумеется, явились поздравить автора? – поинтересовался инспектор.

– Мне не давало покоя, что бесчестный махинатор, позорящий нашу профессию, продолжает быть её пророком и укрепляет свой авторитет, – Додиньи закрыл лицо руками, покачал головой. – Сам не знаю, что я собирался сделать.

– Например, застрелить его?

– Нет, что вы. Почему все уверены, что я хотел избавиться от него? Я хотел разоблачить его, хотел, чтобы восторжествовала истина, чтобы он был развенчан, унижен и посрамлён. Для этого он был нужен мне живой.

– И как вы собирались добиться всего этого в тот вечер?

– В тот вечер, – Додиньи почесал бровь мизинцем, – в тот вечер меня потащили к ресторану бессилие и злоба. Сначала я собирался ворваться внутрь и испортить торжество этого бесстыжего жулика, но побоялся, что швейцар не пустит меня дальше порога. Тогда я решил дождаться снаружи и устроить скандал на выходе при всех его гостях, – он опустил голову. – Это звучит глупо, я знаю, но я должен был как-то выразить свою ярость, своё негодование. Я ждал его на рю Кардинал Лемуан, – трагично возвестил он и поднял на меня взгляд грустного спаниеля: – Тогда я увидел вашу жену в первый раз. Она выбежала из ресторана и пересекла перекрёсток в направлении набережной Монтебелло.

Валюбер склонился вперёд:

– Вы заметили, в котором часу это было?

– Точно сказать не могу, я не ношу часов, но где-то без десяти одиннадцать. Пару минут до этого на Нотр-Даме пробило три четверти одиннадцатого.

– А как вы узнали, что это была именно мадам Ворони́н?

– Тогда я ещё не знал, кто это. Я только увидел стройную блондинку, всю в чёрном. Она была на высоких каблуках, но бежала очень быстро. А через минуту из ресторана выскочил Пер-Лашез и закричал: «Элен! Элен!» Пробежал вслед за ней несколько шагов, остановился и выругался. Потом, уже из газет, я узнал, что он выбежал за мадам Ворони́н. И вчера в доме Друо я сразу узнал её. Это, несомненно, была она.

Я вмешался:

– Инспектор, это абсолютно ничего не доказывает! Моя жена не отрицает, что она выбежала из ресторана в это время. Наоборот, это лучшее доказательство того, что она совершенно ни при чём. Теперь у нас есть свидетель, что после её бегства Люпон оставался живёхонек.

Инспектор снял очки, тщательно протёр стёкла бархоткой:

– Доктор, прошу вас не мешать. До вас очередь ещё дойдёт. – Подал знак Додиньи: – А что потом?

– Потом мы подрались.

– Подробнее, пожалуйста.

– Пер-Лашез стоял и курил. Я окликнул его, он обернулся, я подошёл, схватил его за пиджак и выложил ему всё, что думаю. Он был пьян: не до беспамятства, но изрядно нагрузился. Он отбросил сигарету, ухватил меня за пуговицу и кулаком ударил вот сюда, в грудь, очень больно, – жестом невинно потерпевшего Додиньи указал на впалую грудную клетку. – Он поцарапал кулак о пуговицу и запачкал мне рубаху. Вот откуда его кровь. Я упал.

– Так, а что дальше? У вас был с собой пистолет? – стрелял вопросами Валюбер.

Додиньи уставился на инспектора, распахнув рот:

– Какой пистолет? У меня отродясь никакого оружия не было. Я постарался отползти и всё время следил за ним. Боялся, что он снова меня ударит. Но он только потряс ушибленной рукой, потёр её, вытащил другую сигарету, взглянул на наручные часы, пересёк улицу и спустился по лестнице на нижнюю набережную, к воде.

– Зачем?

– Откуда я знаю? Поплавать? – злобно огрызнулся Додиньи. – Некоторое время я приходил в себя, потом поднялся и побрёл за ним.

– Что вы собирались сделать?

– У меня не было никакого плана. Но в тот миг я так его ненавидел, что просто не мог уйти. И снизу слышался его голос. Я хотел посмотреть, с кем он говорит, но, пока добрёл до середины перекрёстка, оттуда бабахнул выстрел. Я присел от испуга, а снизу тут же послышались убегающие шаги. Я ринулся к парапету и увидел мадам Ворони́н. Она бежала вдоль реки в правую сторону. А Пер-Лашез валялся под мостом на земле.

У меня потемнело в глазах. Рассказ Додиньи мог быть враньём, а мог быть и правдой, но так или иначе он объяснял все улики против него. И поскольку браунинг подкинул мне убийца, это означало, что Додиньи в Люпона не стрелял. А в таком случае он мог говорить правду. Но нет, Елена не убивала Люпона, это невозможно! Елена не лжет мне: она случайно нашла подкинутый браунинг в кармане моего пиджака. Кто-то подкинул его, она тут ни при чём, конечно.

Даже Валюбер переспросил:

– Почему вы так уверены, что это была мадам Ворони́н?

Мерзавец покрутил перстень и выдавил из себя:

– Я узнал её.

Пол ушёл у меня из-под ног, а потолок рухнул на голову:

– Додиньи, умоляю вас, не обвиняйте невинную женщину!

– Я говорю то, что видел, – огрызнулся он. – Я не хотел выдавать её, но ещё меньше я хочу на гильотину.

Никто не хочет на гильотину, но так хладнокровно, так безжалостно посылать на неё кого-то другого?

Инспектор склонился вперёд:

– Минутку. Если вы действительно стояли у парапета, то должны были видеть всё происходящее сверху. Как при этом вы могли разглядеть лицо мадам Ворони́н?

Додиньи задумался. Как всегда, этот процесс сопровождался яростным выгрызанием заусениц и ломкой пальцев. Моё сердце било набат. После нескольких секунд он отрицательно потряс головой:

– Нет, лица я не видел. Я успел заметить только тонкую женскую фигуру, всю в чёрном.