Мария Амор - Вкус Парижа

– Швейцар действительно сообщил, что мадам Ворони́н забыла шляпку. Вы, доктор, сами забрали её на следующее утро. К тому же, – теперь карандаш целился в меня, – этот окурок «Лаки Страйк»!

– Сегодня почти все женщины курят, а «Лаки Страйк» – самые популярные женские сигареты.

Валюбер меня не слушал:

– Учитывая, что мадам Ворони́н появилась в госпитале только в четверть двенадцатого, за двадцать минут она могла успеть добежать до следующего спуска, вернуться, натолкнуться на Люпона…

– …покурить с ним, – перебил я инспектора.

– …застрелить его, – невозмутимо договорил тот. – И потом уже прибежать в Отель-Дьё. И это падение! – Каждый раз, когда он упоминал колено, меня било электрическим разрядом. – Нам удалось скрыть от газетчиков раненое колено вашей жены, а месье Додиньи знал о падении! Откуда?

Я выругался по-русски – и не каким-нибудь «безумным трупом», а гораздо более подходящим и ёмким выражением.

Валюбер постучал карандашом по блокноту:

– Ваш рассказ, месье Додиньи, проливает новый свет на всю историю вашего отравления.

– Это дело рук клики Пер-Лашеза. Эти аферисты на всё готовы, лишь бы заткнуть мне рот, – убеждённо заявил больной, откинувшись на подушки.

– Хм. Вы можете перечислить людей, которые, по вашему мнению, были бы готовы пойти на такой риск, лишь бы избавиться от вас?

Редко человек так радуется подобному вопросу, как обрадовался ему Марсель Додиньи:

– Конечно! Например, краснодеревщик Мишони, многие подделки – дело его рук, – Додиньи загнул мизинец на правой руке. – Галерист Жерар Серро, он сбывал их через свою галерею. Эмиль Кремье, декоратор, предлагал их своим клиентам в качестве подлинников. А Годар выставил несколько приобретённых у Пер-Лашеза имитаций в Версале.

– Так. А чем ваша смерть могла им пригодиться?

– Как чем? – Додиньи разволновался, бросил возмущённый взгляд на инспектора, пытавшегося преуменьшить его значение. – Я обличал их всех, жаловался во все инстанции, я доказывал некомпетентность Годара! Приобретение копий в национальную сокровищницу уничтожило бы репутацию этого пафосного идиота. Инспектор, это целая шайка мошенников. Я уверен, они все сговорились избавиться от меня. И Камилл Мийо из Лувра тоже с ними заодно. Я помешал ему получить два фальшивых табурета. К тому же он спелся с вдовой! – он потряс кулаком, полным сосчитанных врагов.

Жертва припоминала своих недоброжелателей с энтузиазмом, который был бы гораздо уместнее при перечислении друзей и соратников, но друзей у него не было, а среди соратников, сдаётся, мог числиться только я, да и то лишь до тех пор, пока мерзавец не возвёл поклёп на мою жену.

Его правая рука покончила с антикварным истеблишментом Парижа, но злоумышленники не кончались, и он перешёл на левую:

– Разумеется, Одри Люпон. Ведь это она собиралась продать это липовое кресло в качестве раритета. Заметьте, я это неопровержимо доказал!

– Ну, отравлять вас после этого было уже поздновато, – проворчал Валюбер, ковыряясь в своём поганом блокноте.

– Тут дело не в одном кресле. Я ведь требую от Синдиката антикваров расследовать все замеченные мной фальшивки Пер-Лашеза. Синдикат может подать в суд и требовать компенсацию из имущества Пер-Лашеза. Его вдове это грозит разорением. Ещё шейх Халид аль-Сауд, – он кивнул на меня. – Доктор слышал, как он угрожал свести со мной счёты.

Казалось, упрямец гордился, что подал причину желать своей смерти каждому, с кем имел дело. Впрочем, с того момента, как он обвинил Елену, я начал лучше понимать его недругов.

– Шейха вчера на аукционе не было, – деловито вторил ему Валюбер.

– Ну и что? Он мог прислать кого-нибудь под видом официанта. Этот тип прямо ткнул в меня подносом с единственным бокалом.

Инспектор покачал котелком:

– Все официанты были постоянными служащими дома Друо. Новичков или чужаков среди них вчера не было. Я уже допросил всю обслугу, и пока нет причин подозревать кого-либо из них.

Он пробежал свои записи, с уважением взглянул на Додиньи:

– Солидный список!

Тот просиял.

– Но то, что вы мне рассказали об убийстве Люпона, заставляет обратить внимание на другого возможного виновника. Скажите, мадам Ворони́н знала, что вы её видели?

Додиньи заёрзал на подушках:

– Собственно… Я в этом не уверен… – наткнулся на мой взгляд, быстро поправился: – Думаю, не видела.

Инспектор вкрадчиво спросил:

– Что если вы всё же ошибаетесь и она или, скажем, защищающий её муж, врач, имеющий доступ к сильнодействующим ядам, попытались отравить вас, единственного свидетеля её преступления? Как насчёт доктора Ворони́н?

Я замер, ошарашенный этим безумным предположением. Надеюсь, мне только показалось, что Додиньи колебался: видимо, искус увеличить число своих недругов был силён. Но воскрешённый мной склочник всё же переборол себя:

– Н-нет, доктор ведь не знал, что я видел его жену, он даже привёз меня в больницу.

Я не выдержал:

– Простите, инспектор, мало того что вы серьёзно слушаете его бредни о моей жене, но вы ещё и на меня этого параноика науськиваете?

– Дело в том, что нам удалось найти отпечатки пальцев на осколках фужера с отравленным шампанским. Отпечатки самого гражданина Додиньи, что вполне понятно, и… – он уставился на меня, – и ваши, доктор.

Я постарался собраться с мыслями:

– Вы подозреваете меня? В его отравлении?

– Кому это легче сделать, чем врачу? Вы легко могли достать яд белладонны и подсыпать его так, чтобы подозрение пало на как можно большее количество людей.

– Но зачем?!

– Допустим, вы не знали, что гражданин Додиньи видел вашу жену, но явно сомневались в её невиновности и поняли, что в тот вечер Додиньи был у ресторана. В ваших интересах было избавиться от свидетеля до того, как его арестуют и начнут допрашивать. Мёртвый месье Додиньи был бы бессилен оправдаться.

Додиньи съёжился и оцепенел, только чёрные влажные глаза глядели на меня с выражением укравшей мясо собаки.

Я глубоко вдохнул, пытаясь овладеть собой:

– Выходит, я такой идиот, что в зале, где все были в перчатках, я почему-то подсыпал яд в бокал голыми руками?

– Боюсь, суд предпочтёт принять во внимание не ваш интеллект, а ваши отпечатки пальцев.

– Та-а-ак. А почему тогда я бросился спасать его?

– Допустим, чтобы не вызвать подозрения. Или убедиться, что никто другой не спасёт его ненароком.

– А сам всё-таки ненароком спас, да?

– Это можно объяснить. Вам помешало присутствие свидетелей и санитаров. Или вы понадеялись, что месье Додиньи скончается, несмотря на ваши старания. Может, вы просто не сумели довести начатое до конца, такое тоже случается, – кивком котелка инспектор отдал должное моему возможному человеколюбию. – А в больнице уже оказалось поздно: здесь вас сразу встретил доктор Тиффено и взял спасение больного на себя. В присутствии светила фармакологии вы уже ничего предпринять не могли.