Мария Амор - Вкус Парижа

– Всё прошло гладко? Дмитрия никто не видел?

– Он уверен, что никто. Сегодня там никого, кроме служащих, не было. Я ждала в машине.

Я не был убеждён, что для успеха этого похода необходимо было подводить губы сердечком и рисовать глаза Веры Холодной, но, видимо, усердие Дерюжина приходилось подстёгивать. Я разлил «Кот дю Рон» по бокалам.

Елена кивнула на пистолет:

– Понюхай его. Чем он пахнет?

Я понюхал:

– Ничем. Не знаю. Металлом. Сигаретами. Твоим «Арпежем».

Она досадливо сморщилась:

– Никакой не «Арпеж», а «Шанель №5»!

Я понюхал ещё раз, но если там и был другой парфюм, то «Арпеж» успел перебить его.

– И Дмитрий Петрович уверен, что это пистолет Марго.

– Откуда он это знает?

– Сказал, что больше некому. Может, отдадим ему на хранение?

– Нет.

Каждый раз, когда она упоминала Дмитрия, у меня учащался пульс. Но я не собирался давать волю бесам. Допил бокал, чтобы вкус гренаша отбил отвратительный привкус ревности.

– Надо, чтобы это оружие каким-то образом попало в руки следствия. До сих пор у Сюрте в качестве возможного орудия убийства был только наш пистолет. Пусть появится второй, с нами не связанный.

– Может, бросить его в Сену рядом с мостом?

– Там уже давно не ищут. Надо подумать. Тут ещё одна пакость…

Мне пришлось собраться с духом, чтобы рассказать об обвинениях Додиньи, но выхода не было.

– Валюбер сегодня в больнице допросил Додиньи, и когда мерзавец понял, что он – главный подозреваемый, то заявил, что якобы видел, как ты убегала с места преступления. Даже упомянул, что ты упала и ударила колено.

Елена молча смотрела на меня.

Я попытался утешить её:

– Пожалуйста, не волнуйся. Это враньё подозреваемого, который пытается перекинуть вину на кого-нибудь другого. Никто не поверит ему.

– Неужели меня могут обвинить…

– Нет, конечно! – я постарался придать голосу как можно больше убедительности. – Без неопровержимых доказательств никого нельзя…

– Нельзя что? Гильотинировать?

– …нельзя осудить. Но хорошо бы доказать, что Додиньи врёт, что он не видел и не мог тебя видеть, – я взъерошил волосы. – Или найти его показаниям какое-то логичное объяснение.

Она побледнела, ниточки её бровей беспомощно дёрнулись:

– Да как можно ему верить? Он с самого начала во всём врал, абсолютно во всём! И он, как никто, заинтересован, чтобы обвинили меня!

– Он заявил, что якобы ясно слышал, как ты выругалась по-русски.

– Я выругалась? Как?

– Он не смог вспомнить русские слова, но утверждал, что это звучало похоже на сadavre fou .

Она вытерла лоб ладонью, с тихим отчаянием спросила:

– Что это может быть?

Я развёл руками.

– Но ты ведь веришь, что я не возвращалась ни к ресторану, ни к мосту?

Теперь, когда я тонул в прозрачном ультрамарине её глаз, я верил, и мне было стыдно мелькнувших подозрений и сомнений.

– Конечно, воробей. Только моей веры недостаточно. Необходимо, чтобы поверило и следствие. Я сказал Валюберу, что за все годы совместной жизни ни разу не слышал, чтобы ты выругалась, но, к сожалению, мои уверения ничего не стоят. Все знают, что я буду защищать тебя любой ценой.

– А ты будешь?

– Не сомневайся.

– Значит, он только слышал эту женщину, а лица её даже не видел?

– Не видел. Только сверху, с парапета, заметил убегающую фигуру в чёрном.

– Если он действительно кого-то видел, то это была Марго. – И с детской пылкостью воскликнула: – Ненавижу её, ненавижу!

Я устало откинулся на спинку дивана:

– Боюсь, один этот довод не убедит присяжных. Думаешь, я сам о ней не подумал? Но как могла Марго одновременно стрелять в Люпона под мостом Турнель и беседовать по телефону из Рамбуйе с Клэр Паризо?

– Значит, они с Клэр как-то сговорились! И эта Клэр покрывает её!

– Клэр – сплетница и дура набитая. Марго слишком умна, чтобы взять в сообщницы эту идиотку с куриными мозгами и языком как помело. Уж лучше сразу самой во всём покаяться. И Клэр вовсе не старалась создать алиби Марго, наоборот, она пыталась скрыть, что два раза телефонировала ей. Ей страшно не хотелось перед вдовой и общими знакомыми признаваться в своих контактах с любовницей Люпона. Но Валюбер к тому моменту допросил метрдотеля, он уже знал обо всех звонках и пригрозил, что любые телефонные разговоры можно в два счёта проверить на подстанции. Только тогда Клэр нехотя покаялась.

– А это правда? Всё это можно проверить?

– О чём говорили – не всегда, но сам факт звонка и время разговора – конечно. Когда кто-то куда-то звонит, на щите загорается лампочка, которая показывает, какой номер вызывает подстанцию. И, разумеется, телефонистка знает, с кем и кого она соединила. Это остаётся записанным. Люди же платят по этим счетам. Полиция проверила все разговоры того вечера: первый раз оператор по просьбе какой-то женщины соединила «Ля Тур д’Аржан» с номером Марго в девять часов и пятнадцать минут. Это Клэр сообщила ей, что Люпон привёл в ресторан тебя, – меня кольнуло от собственных слов, но я продолжал: – Через пять минут после этого сама Марго позвонила в ресторан, попросила к аппарату месье Люпона. Их разговор, по записям на подстанции, длился пять минут.

– Это я помню. Мы только заняли наши места за столом, как метрдотель позвал его к телефону. Он вернулся, объяснил, что звонила секретарша.

– А сразу после того, как обнаружили раненого Люпона, в одиннадцать часов и двадцать пять минут, Клэр снова звонила ей. Причём Марго повезло: телефонистка не сразу повесила трубку и слышала их разговор. Она подробно пересказала всю их беседу газетчикам, и ее пересказ совпал с показаниями Клэр. а Клэр её слова подтвердила. Она действительно сообщила Марго, что Люпона нашли раненым. Если Додиньи не врёт и выстрел раздался уже после одиннадцати, то от стрельбы до их разговора прошло не больше двадцати пяти минут. За это время Марго никаким чудом не могла успеть вернуться домой.

– О правдивости Додиньи мы уже все знаем!

– В данном случае это не играет критической роли. Люпон вышел из ресторана сразу за тобой, то есть его не могли убить намного раньше одиннадцати. Даже за тридцать пять минут нельзя домчаться до Рамбуйе.

Елена вздохнула:

– Всё равно. Ничего из этого не доказывает, что стреляла я.

Я кивнул. Все подозрительные стечения обстоятельств: то, что она покинула ресторан после ссоры с Люпоном, что двадцать минут добиралась до госпиталя, окурок «Лаки Страйк» на месте убийства, моя неудачная попытка утаить от полиции наш браунинг с калибром 7,65 мм – всё это действительно никак не доказывало её вину «вне разумного сомнения». Но теперь возникло свидетельство Додиньи. Этот жалкий и трусливый тип мог, конечно, врать, спасая себя, но по поводу колена Елены он каким-то неведомым образом попал в точку.