Мария Амор - Вкус Парижа

– Пожалуйста, не волнуйся так. У Валюбера есть все причины сомневаться в показаниях Додиньи.

– Почему?

– Никто не подсыпал этому безумцу никакого яда. Я вспомнил, что до своего выступления растяпа поставил шампанское на мрамор, а после выступления по рассеянности схватил со стопки каталогов мой бокал. Он выхлебал белладонну из моего бокала.

– Боже, кто-то пытался отравить тебя?

Она испугалась за меня, и это была единственная приятная вещь за весь поганый день.

– Нет. Я никому не опасен. Никто не стал бы брать на себя такой огромный риск, чтобы избавиться от меня таким экстравагантным способом.

– Может, хотели отравить Додиньи, просто перепутали бокалы?

– А потом он перепутал в свою очередь и выхлестал предназначавшийся ему яд по ошибке? Это слишком маловероятная двойная путаница, просто-таки водевильное совпадение. Я недоумевал до тех пор, пока наш фармаколог доктор Тиффено не упомянул, что работал у отца Додиньи. А Додиньи как-то сообщил мне, что у его папаши фармакологическая фабрика. Я подумал, что отпрыск аптекаря мог и яд достать, и инсценировать попытку собственного отравления.

– Зачем? Он что, ненормальный?

– По-моему, это давно заметно. Не клинический больной, но, безусловно, человек с болезненно ущемлённым самолюбием. Готовый на многое ради того, чтобы привлечь внимание к себе и скомпрометировать своих противников.

– Даже умереть ради этого?

– Ну, полагаю, умирать эта Немезида антикваров всё же не собиралась. Похоже, он хорошо разбирается в воздействии белладонны и принял далеко не смертельную дозу. Помнишь его перстень-сундучок? Ты ещё сказала, что у него «загадочное» кольцо?

– Да. Я сразу обратила внимание. Такое вроде талисмана. Или хранить в нём локон.

– В нём был экстракт белладонны.

– И он умудрился подсыпать яд так, чтобы никто не заметил?

– После своего выступления он отошёл к окну и некоторое время стоял лицом к улице, спиной ко всем нам. Вот тогда он и высыпал порошок из перстня в свой, а точнее, в мой бокал. Надеялся, что в отравлении заподозрят сообщников Люпона и в ходе расследования доберутся до всех их делишек. Но полиция обнаружила на осколках фужера отпечатки моих пальцев, и Валюбер заподозрил вовсе не их, а меня. Додиньи, кстати, ни словом не возразил. Только мигал и потел, подонок. За всё это я ему страшно отомстил.

Услышав о «рентгене» в кладовке, она слабо улыбнулась:

– Ты так и бросил беднягу в шкафу?

– Поверь, ещё очень мягкое наказание для него. Не волнуйся, он мучился недолго. Сержант не выдержал его воплей и позвал Мартину. Она спасла дурака, а мне от неё влетело по первое число. Зато, пока сукин сын стоял в пыточном шкафу навытяжку, я отнёс его кольцо Тиффено, тот обнаружил внутри остатки экстракта белладонны и сообщил результаты Валюберу. Дело об отравлении уже закрыто, не волнуйся. И, конечно, эта ложь сильно скомпрометировала показания Додиньи насчёт тебя. Но мне было бы намного легче, если бы тебя защищало что-то более весомое, чем одна лишь презумпция невиновности. Надо доказать, что ты не стреляла.

– Как я могу доказать, что чего-то не делала?

У неё был такой голос и такие глаза, что мне захотелось подбросить браунинг неудачливому самоубийце. Но одно дело – запереть бедолагу голым в шкафу для щёток, а другое – подкинуть улику, которая может привести на эшафот.

– Придётся ждать результатов баллистической экспертизы нашего пистолета.

Елена сцепила ладони:

– Дмитрий Петрович говорит, что на экспертизу полагаться нельзя. Теория, мол, интересная, а на практике ещё никто не может с полной точностью соотнести пулю с оружием.

Стул подо мной двинулся так резко, что издал неприятный скрежещущий звук.

– Поменьше бы ты с Дмитрием Петровичем консультировалась, меньше бы переживала, – и тут же пожалел, что сказал это. – У меня такое ощущение, что я уже всё знаю, просто не могу сконцентрироваться, додумать свою мысль до конца и увидеть всю картину.

Она перевела взгляд на окно и не ответила. Я взял её ладони в свои.

– Воробей, завтра мне необходимо встретиться в городе с разными людьми, но я не могу уйти, если ты будешь сидеть здесь и переживать.

Она встала с дивана, отняла руки:

– Не волнуйся, у меня тоже всякие планы на завтра. Жаркое горит.

После ужина я захватил с собой остатки «Кот дю Рона», перешёл в кабинет, прикрыл дверь, спрятал принесённый Еленой браунинг в трубу самовара, уродовавшего каминную полку, лёг на кушетку, задрал ноги на подлокотник и стал ждать, чтобы в голову притекли толковые идеи. Время от времени я прихлёбывал вино в надежде, что оно поспособствует мыслительному процессу. Но мысли упорно возвращались к Елене и Дерюжину.

Кажется, я немного тронулся, пытаясь раскусить эту историю. Раньше мне даже в голову не приходило усомниться в жене, а теперь я тщательно обдумывал каждое её слово. Вот и сейчас внутри сворачивала змеиные кольца холодная, скользкая логика паранойи: «Кто, помимо Марго, мог подкинуть этот браунинг? Почему Елена так долго добиралась от ресторана до больницы? Что за планы у неё на завтра?» В последние дни я либо работал в больнице, либо носился по городу в попытках разобраться в убийстве Люпона, а пока я отсутствовал, боярин отплясывал вокруг моей жены такую чечётку, что постепенно превратился из моего лучшего друга в её лучшего друга. От этой муки к горлу подкатила тошнота. Я не мог так жить. Что-то, а точнее, кто-то должен быть якорем, аксиомой. Если требовать от самого близкого человека постоянного подтверждения его слов, то лучше сразу закончить совместный путь.

Телефон в углу затарахтел. Я поднял трубку, это был Дерюжин:

– Помнишь, я тебе рассказывал, что расплатился в варшавском борделе оружием? Похоже, Агнешка-таки избавилась от моего подарка.

Хриплый баритон полковника показался мне ангельским пением.

– Ты уверен?

– Я узнал царапины на дереве рукоятки. Я могу завтра утром поехать в Сюрте и подтвердить это следствию.

Значит, зря меня так мучили эти дурацкие сомнения! Аллилуйя!

– Подожди. Стоит Валюберу узнать, что пистолет, из которого убили Люпона, у нас, он никаким нашим объяснениям не поверит. Для него это будет только окончательным доказательством вины Елены.

– Я готов выступить свидетелем.

– Ты наш друг. Тебе могут не поверить. У Марго алиби, а доказать мы ничего не можем: ни того, что ты когда-то отдал ей браунинг, ни того, что она нам его подкинула.

– Тогда от браунинга надо немедленно избавиться. Она подкинула его неспроста.

– Я понимаю. Я хочу избавиться от него так, чтобы это уличило убийцу.

После разговора мне полегчало. Я вновь обрёл в себе силы верить своим близким. Ещё не знаю как, но я буду доказывать ту версию событий, в которую верю сам. По крайней мере до тех пор, пока её не опровергнут совершенно неоспоримые доказательства.