Мария Амор - Вкус Парижа

– Кто же знал, что вы не выкинете главную улику против вас, а попытаетесь извлечь из неё максимальную пользу.

Она не была дурой. Раз мы опознали браунинг, значит, в доме Друо нашли его мы, а не полиция. Первое, что сейчас наверняка пришло ей в голову – сообщить в Сюрте, что пистолет у нас.

Я поспешил убедить ее, что этого делать не стоит:

– Мадемуазель Креспен, вы можете надеяться, что я блефую, утверждая, что могу связать этот пистолет с вами. Но мой вам совет – не спешите вмешивать полицию. Если дело дойдет до суда, речь пойдёт о вашей жизни, не меньше.

Я почти слышал, как летучие мыши мыслей носились в её голове, как она пыталась просчитать, что я могу знать.

Через минуту она сориентировалась:

– Пистолет у меня действительно был. Но я давно его не видела. Не удивлюсь, если этот ваш свидетель каким-то образом выкрал его у меня. Да, конечно, я бываю небрежна: иногда забываю сумочку, иногда оставляю её без присмотра. Кто угодно мог выкрасть моё оружие, тот же Люпон. А ваша жена украла браунинг из его ателье, – с каждым словом Марго звучала всё увереннее.

Я попытался склонить её к мирному соглашению:

– Пистолет – это только малая толика улик против вас. Но я не хочу говорить об этом по телефону: не знаю, кто нас слышит, а если всё это окажется в завтрашней газете, вы лишитесь возможности принять спасительное для вас решение. Вместо этого, мадемуазель, я предлагаю нам вместе… – я поискал приемлемое название для нашей сделки, – найти выход из ситуации.

– Не знаю, какую интригу вы придумали, какие фальшивки подготовили и каких лжесвидетелей набрали, но моя ситуация очень простая: я не убивала, я невиновна. Во время убийства я была здесь, у меня есть свидетели.

Я хмыканьем выразил своё отношение к этому заявлению:

– Марго, последний раз предлагаю встретиться. Мы поговорим. Я понимаю, вы не хотите встречаться в качестве обвиняемой. Давайте встретимся для того, чтобы вы могли разубедить меня. Идёт? Если вам не удастся, у вас всегда останется возможность послать меня к чёрту и убеждать в своей невиновности суд.

– Вы пользуетесь украденным пистолетом, чтобы надавить на меня.

– Да. Пистолетом и ещё многими другими свидетельствами против вас. Но я не требую от вас лжи. Я открою свои карты: вы напишете письмо, в котором расскажете всё, что произошло в тот вечер. Всю правду и ничего, кроме правды. Ни слова лжи. Идёт?

– С какой это стати?

– Если я получу от вас такое письмо, я дам вам время уехать куда-нибудь очень далеко от Сюрте.

– Куда? Зачем?

Похоже, Марго начала торговаться.

– Куда захотите. В Испанию. В Америку. В Берлин. Туда, где вы будете спокойны и недосягаемы. Ваш план подкинуть нам орудие убийства был блестящ, но вам не повезло: мы можем связать браунинг с вашим прошлым. Если вы напишете всю правду, я верну вам его. Самая главная улика против вас окажется в ваших руках.

Я ждал её ответа с замиранием сердца, хотя провести вечер с мадемуазель Креспен хотелось примерно так же, как залезть в банку со скорпионом.

Наконец тоном солистки Ла Скала, согласившейся петь в церковном хоре, она обронила:

– Хорошо. Я хочу знать, как именно вы пытаетесь оклеветать меня. Завтра в девять вечера. В «Ля Тур д’Аржане».

Видимо, отказаться от решающей улики было труднее, чем от женатого и небогатого лекаря. Но на тот случай, если ей придёт шальная мысль натравить на меня Сюрте у входа в ресторан, я предупредил:

– Марго, если у вас появится соблазн сдать меня с этим пистолетом полиции, то гоните его всеми силами. В ваших интересах, чтобы этот браунинг оказался у вас, а не у полиции. Тогда мне не придется объяснять им мою версию событий. Всё, что мне нужно, – это только ваше письмо.

В трубке раздался характерный щелчок, как будто кто-то подсоединился к разговору.

Марго тоже услышала этот звук:

– Я всё поняла.

Она отсоединилась. Я нажал на рычаг и снова вызвал оператора: щелчок насторожил меня. Так и есть, как большинство парижских телефонных линий, линия Марго была спаренной с соседской.

4 июня, суббота

Солнце садилось прямо в центр Триумфальной арки. Весенняя свежесть сменилась удушливой жарой. Я возвращался из госпиталя по Елисейским полям, прикрываясь ладонью от слепящего светила и на ходу придумывая, как объясню Елене своё отсутствие этим вечером.

Но объяснять ничего не пришлось: дом был пуст. В распахнутые окна закатные лучи ещё золотили паркет пыльными косыми прямоугольниками. В кухонное стекло устало билась муха, на скатерти обеденного стола лежала записка: «Уехала за город к друзьям, не волнуйся, вернусь завтра».

Мне пришлось перечитать эту фразу несколько раз, чтобы поверить своим глазам. Ещё неделю назад я не мог бы представить, что Елена внезапно уедет одна гостить неизвестно куда, неизвестно к кому и останется там ночевать, сообщив об этом лишь лаконичной сухой писулькой. К кому она могла поехать? Я даже не знал всех её парижских знакомых.

Квартира давила тишиной и пустотой. Я распахнул шкаф, пытаясь по отсутствующим вещам догадаться о местонахождении Елены. Пара вешалок болталась свободными, но, разумеется, я не помнил всех одеяний жены. Заметил только отсутствие вечернего платья из сверкающего полупрозрачного серебристо-серого шелка. Этот наряд я помнил, потому что сам подарил его Елене сразу по приезде в Париж – в Тегеране у неё не было туалетов, подходящих для столичной вечерней жизни. Если она взяла его с собой, значит, хотела произвести на кого-то сильное впечатление. Теперь это платье, которое я так долго выбирал и преподнёс жене на годовщину нашей свадьбы, помогало ей очаровывать других. Или другого.

Может, она слышала мой вчерашний разговор с Марго и сгоряча мстит мне? Нет, это исключено. Я позаботился закрыть все двери и говорил тихо. И даже если бы она услышала, она бы знала, что ревновать нет причин. Просто отношения между нами в последние дни дошли до логического конца. Она сделала свой выбор. Недаром были все эти вопросы. С этой минуты между нами всё кончено.

Одиночество налетело мутной волной и погребло под собой, прервав моё дыхание. Я стиснул зубы. Не время раскисать, не сейчас. Если задуманное удастся, уже сегодня я положу конец этой истории.

Вытащил браунинг из самовара. Отделанная деревом рукоятка приятно легла в ладонь. Паника отступила. Я даже повеселел, хоть это и было отчаянное веселье висельника. В конце концов, если я потеряю Елену, если станет невыносимо… Нет, не думать об этом. У нас ещё будет шанс всё прояснить. А сейчас её отсутствие избавило меня от отвратительного выбора между ложью и ссорой.

Такой смертельный холод внутри, такая тянущая пустота, словно я провалился в бездонную яму и лечу, не достигая дна. Но, может, это самый подходящий настрой для встречи с мадемуазель Креспен. Вдох, выдох. Все мои планы остаются без изменений.