Елена Гордина - Роковые камни Аркаима [litres]

– Так и в чем логика? – Лиза не волновалась, не кричала, не истерила. Ее нервная система перегрелась, и теперь ей было все равно. – Я не вижу взаимосвязи между тем, что вы сказали, и причиной лишать себя единственного жилища.

– У вас квартира застрахована?

– Ааааа, – сообразила Лиза, – вот вы к чему клоните. Нет, увы, не застрахована, так что нет никакого смысла в ее поджоге.

– Ну почему, – не согласился мужчина, – например, вы хотели скрыть какие-то улики, потому что к вам должны были прийти с обыском, например. В вашем деле появилась тяжелейшая статья по педофилии. Поэтому запросто могли прийти еще раз в квартиру и все досмотреть.

– Во-первых, я не знала, что может быть обыск, – Лиза безразлично пожала плечами, – во-вторых, я еще вчера сама позвонила Сергею и сказала, что Иван Васильев вчера вечером ждал меня у подъезда и угрожал мне. Так что вполне очевидно, что это сделал именно он.

– Так где вы провели эту ночь? Есть ли у вас свидетели?

– Свидетели чего?

– Что вы не подожгли свою квартиру.

– Я ночевала в хостеле в доме напротив. – До Лизы постепенно стало доходить, что же произошло на самом деле. – А вы понимаете, что это был не просто поджог, а попытка убийства? – Лизу осенило. – Ведь если бы я осталась дома и спала в своей постели, то я бы сгорела. Верно?

– Разберемся, – ответил следователь.

– А чего разбираться? – разозлилась Лиза, она постепенно выходила из оцепенения. – Сергей сейчас, наверное, уже задержал Ивана и везет его в отделение.

И она, не дожидаясь ответа, набрала Сергея.

– Это Елизавета Санникова, – она старалась не горячиться, – я сейчас сижу в машине вашего коллеги, и он обвиняет меня в поджоге собственной квартиры. А я ему пытаюсь доказать, что это сделал Васильев и что глупо меня подозревать в таком безумии.

– Иван Васильев этого не делал, – раздраженно ответил Сергей, – вчера вечером его увезли на «Скорой» с приступом панкреатита, допился до чертиков. Его жена уехала вместе с ним, он сейчас в палате, Екатерина уже дома. Найдется человек двадцать свидетелей, которые подтвердят, что Иван в эту ночь лежал под капельницами.

У Лизы вытянулось лицо:

– Я вам не верю, больше ни у кого не было мотива, – она растерялась, – а вы уверены, что он действительно попал в больницу?

– Да я только что его видел своими глазами и разговаривал с лечащим врачом. Будьте на связи, когда мне понадобитесь.

– Хорошо, – Лиза чувствовала себя абсолютно потерянной, – Васильев ночью был в больнице, он не мог поджечь мою квартиру. – Она посмотрела на следователя.

– О чем я вам и говорил! Вы где планируете жить?

– Вы о чем? – растерялась Лиза. – Ах, да… я пока не думала об этом.

– Родители? Друзья? Коллеги? Я должен знать ваш адрес, чтобы в случае необходимости сразу вас найти.

– Родители давно умерли, у мужа, – она сморщилась при упоминании о Владимире, – у мужа есть мать, она живет недалеко, но я к ней не поеду. Друзей у меня больше нет, мы всю жизнь дружили с Васильевыми, ну, а о коллегах разговор, я думаю, вообще не идет.

– Так и где мне вас искать?

Лиза молчала, а ведь действительно, где ей теперь жить? Все так быстро меняется, она просто не успевает реагировать.

– Ну, скорее всего, я буду жить на съемной квартире у мужа. – Елизавете пришло в голову единственно возможное сейчас решение проблемы. – Он оплатил ее на несколько месяцев вперед, а где потом, я не знаю.

– Что будет потом, никто не знает, – буркнул следователь, – выходите из машины, мне пора.

Когда автомобиль уехал, предварительно обдав Лизу волной грязи из-под колес, она снова осталась одна на улице. И как вчера, она опять стояла у подъезда, правда, на этот раз идти ей было некуда. Окончательно замерзнув, Лиза засунула руки в карманы и пошла к своей машине, надо ехать на квартиру к мужу, потому что больше крыши над головой ей не найти.

Лиза открыла дверцу у автомобиля и обернулась, в последний раз взглянуть на то, что осталось от ее дома. Она заметила, что в окне выгоревшей детской появился какой-то силуэт, пригляделась, это была молодая женщина, по лицу которой текла кровь. Лиза вздрогнула и зажмурилась, а когда открыла глаза, видение исчезло.

– Завтра же пойду к Цыбе, – решила Лиза, садясь за руль.

Любава стояла над телом подруги и пыталась как-то взять себя в руки, она думала, что бы сейчас сказала или сделала Цыба, окажись знахарка на ее месте.

– Дайте мне на нее посмотреть. – И хотя Любаве сейчас больше всего на свете хотелось убежать со двора, она понимала, что Цыба поступила бы иначе. Бабка убедилась бы в том, что девушка мертва и помочь ей уже нельзя.

Все молча расступились перед Любавой, и она присела на корточки перед завернутой в тряпки Аксиньей, руки у нее дрожали. Стояла гнетущая тишина, во двор вышли и братья девушки, да и ее мать, кажется, сейчас даже перестала дышать.

Любава развернула тряпки, стараясь не фокусироваться на изуродованном лице подруги, дотронулась до ее шеи, нащупала вену и замерла.

– Она живая, – крикнула Любава, – я чувствую пульс! Несите ее в хижину, да побыстрее!

Люди рядом засуетились, братья подхватили Аксинью и понесли ее в землянку, их мать в слезах шла за ними следом.

– А теперь все выйдите вон! – Любава выгнала семью на улицу и осталась наедине с подругой. Аксинья едва дышала, она была без сознания, пульс едва прощупывался на шее несчастной.

Любава сидела рядом с подругой и не могла придумать, что ей делать дальше, ведь она не знахарка, не колдунья и ничего не умеет. Можно было бы заварить травы, но какие травы весной, когда еще половина земли скрыта под снегом, а запасы прошлого года уже закончились, потому что в этом году все племя очень сильно и долго болело. Любава осторожно дотронулась до руки Аксиньи, девушка вся была в синяках, видимо, отец избил ее поленом или чем-то подобным, тяжелым. Любава вспомнила, что у нее дома еще осталась часть мази, той самой, на лечебных травах, которые ей отдала Цыба в степи, но снадобья было совсем немного, и если она сейчас отдаст его Аксинье, ей самой ничего не останется.

Любаве предстоял серьезный выбор – попытаться спасти подругу и тем самым рисковать своим здоровьем, потому что лицо и руки до сих пор окончательно не зажили, и, лишись она лекарства, может начаться загноение. А с другой стороны, если даже не попробовать спасти Аксинью, то ее участь будет решена, девушка недотянет и до вечера.

Такой выбор легко делать, если он не касается человека лично, все мы герои, пока ситуация не коснулась нас самих. Пока Любава размышляла, как же ей поступить, Аксинья приоткрыла глаза.

– Любава? – прошептала она едва слышно. – Я умираю?

Любава вздрогнула и перевела взгляд на подругу, Аксинья пыталась ей еще что-то сказать, но говорила очень тихо, и Любаве пришлось наклониться к ее лицу.