Татьяна Бочарова - Генетическая ошибка [litres]

Бред. Марина, хоть и осужденная, не теряет прав на имущество. Значит, тут что-то сложней. Какая-то интрига, о которой мы с Мариной даже не догадываемся. И пролить на нее свет может лишь один человек – сам Сергей Красников. Нужно понаблюдать за ним. Посмотреть, с кем он общается, кроме Нины. Найти бы еще для этого время – с моим плотным рабочим графиком. Ну да ладно, придумаю что-нибудь.

В середине августа неожиданно заболела Танька. Она не вышла на работу в цех. Марина спросила у мастера, в чем дело.

– Что-то с животом вроде, – ответила та. – Сказали, в больничке она. Ночью забрали.

Закончив работу, Марина попросилась у Спиридоновой навестить Таньку. Та дала ей разрешение. Танька лежала одна в крошечной палате, лицо белое, глаза закрыты. В руке капельница.

– Что с ней? – спросила Марина у молоденькой симпатичной докторши.

– Разрыв яичника. Видимо, была киста. Ее ночью прооперировали.

– Как она?

Врачиха вздохнула.

– А вы не видите? Состояние тяжелое. Было внутреннее кровотечение, много крови потеряла.

– Может быть, ее надо перевезти в другую больницу? В какой-нибудь крупный центр, где есть оборудование?

Девушка покачала головой.

– Это сложно. Во-первых, центр далеко, во-вторых, ее нельзя сейчас транспортировать. Она сразу же умрет.

– Ну так сделайте что-нибудь! – крикнула Марина в отчаянии.

– Вы мне тут не кричите, – неожиданно жестко проговорила врач. – Сами разберемся. Пришли – так сидите тихо. Или я вас выгоню.

– Ладно. – Марина присела у Танькиной кровати. – Танюша, – позвала она шепотом. – Таня.

Танькины веки дрогнули. Она приоткрыла глаза и облизала пересохшие губы.

– Пить… хочется…

Марина вопросительно взглянула на врачиху.

– Ей нельзя пить. Можете смочить марлю и промокнуть ей губы. – Она протянула Марине сложенную вчетверо марлю. Марина намочила ее в воде и обтерла сухие, потрескавшиеся Танькины губы. На бескровном лице Таньки возникло выражение блаженства. – Спа… си… бо…

– Все будет хорошо. – Марина погладила ее по одеялу. – Ты поправишься.

Танька еле заметно качнула головой.

– Прекрати, – строго проговорила Марина, у которой предательски защипало в носу. – Ты обязательно поправишься. Иначе и быть не может. Ты совсем молоденькая, организм сильный. Будет бороться.

– Ребеночек… там… я… к нему… – Танька шептала почти беззвучно, но Марина понимала каждое слово. Ее охватило такое отчаяние, что даже дышать стал тяжело.

– Танька, прошу тебя, перестань. Ну как я без тебя? Вот через шесть лет выйдешь отсюда, приедешь ко мне. Будем жить рядом. Я тебя на работу устрою в какой-нибудь дом творчества. Будешь там детей учить танцевать. А, Танька?

– Не хочу… танцевать. Хочу туда… к нему…

Танькины веки безвольно упали. Она замолчала.

– Что с ней? – Марина посмотрела на докторшу полными ужаса глазами.

– Ничего. Она уснула. У нее совсем мало сил. Столько крови потерять. Пусть спит. Оставьте ее.

Марина упрямо помотала головой:

– Нет, я буду здесь.

– Вас хватятся в отряде. Будут проблемы.

– Не будут. Я схожу отпрошусь до вечера.

Марина сходила к Спиридоновой. Та напряглась, но разрешила ей побыть с Танькой в течение дня. Марина сидела у Танькиной постели и думала о том, что эта девочка стала ей как сестра. И ей не важно, какое тяжкое преступление она совершила. Она даже не представляет себе, как будет жить без Таньки, без ее робкого, тихого голоса, без огромных глаз, полных нежности и боли. Ну почему так? Почему она должна была заболеть? Неужели Бог наказывает за грехи? Тогда почему ходят безнаказанными те, кто втянул в преступный бизнес несчастных Дашу и Кристину? И еще сотни других подлецов и злодеев…

Она начала понимать Ковалева. Он хоть и не Бог, но стремился помочь тому совершить возмездие. Хотел, чтобы обиженным и несчастным было хоть немного легче от сознания, что тот, кто их обидел, получил по заслугам. Он жаждал справедливости. А есть ли она, эта справедливость? Вдруг ее вовсе нет и все устроено по законам хаоса. В кого-то, как в Таньку, попадет бумеранг, в кого-то нет. И сделать с этим ничего нельзя, только смириться…

Марина не заметила, как задремала. Ей снился Ковалев с упрямым и решительным выражением лица. Он что-то говорил ей, но слов она разобрать не могла. И почему-то смеялась. Он перестал говорить и тоже начал смеяться. Они вместе хохотали до упаду, так, что у Марины на глазах выступили слезы…

– Эй, потише. – Докторша потрясла Марину за плечо. – Спать идите в другое место. А то вы во сне каркаете, как ворона.

Марина открыла глаза. Танька по-прежнему лежала без движений. Марине показалось, ее лицо немного порозовело.

– Ей лучше? – спросила она у девушки.

Та покачала головой.

– Нет. У нее жар. 39.

– О господи. Что же делать?

– Я колю ей антибиотик. Что еще можно сделать?

Марина закрыла лицо руками, сгорбилось на стуле и так замерла. За окном тихо шел дождь.

…Всю неделю я ездил за Сергеем Красниковым след в след. Пришлось-таки взять отпуск, хотя, конечно, грустно было тратить его на такую ерунду. Лучше бы поехал к бабуле Тоне, помогал ей с хозяйством, купался в речке. Но ключевым моментом здесь была Марина Красникова. Я обещал ей, что найду преступника. Значит, должен его найти, и точка.

Красников, надо сказать, мотался на машине будь здоров. То в Балашиху поедет, то в Пушкино, то в Королев. Иногда он оставался в Москве, в офисе. Я пас его с утра до вечера и ничего особенного не обнаружил. Он выходил из дома в половине девятого, садился в машину и ехал по делам. Во время поездок никакие женщины его не сопровождали. Один раз я видел у его подъезда Нину. Она тщетно звонила в домофон, но ей никто не открыл. Она ушла восвояси, а я сделал вывод, что отношения между ней и Сергеем близятся к концу.

Я был уверен, что в выходные Красников останется дома, но каково же было мое удивление, когда утром в субботу он снова сел в машину, попутно разговаривая по телефону. Разговор я хорошо слышал, он был исключительно деловой. Кажется, Красникова срочно вызвали в офис. Я решил оставить его в покое до вечера. У меня скопилось несметное количество дел, и нужно было хоть немного побыть дома.

Я запустил стиралку, протер полы, посидел немного в компе, выполняя работу, которую взял с собой на время отпуска. День пролетел, как на крыльях. Начало темнеть. Как-никак близилась осень, и дни стали заметно короче. Накрапывал противный мелкий дождик. Он лил уже вторую неделю, словно в небе образовалась некая пробоина, которую некому было заклеить. Выходить из дома не хотелось. Вскипятить бы чаю, сделать пару бутербродов и засесть у телевизора, вольготно развалившись в кресле… Однако я усилием воли выдернул себя из уютно-ленивой дремоты и вышел в темноту под дождь.