Пётр Некрасов - Маньяк, похожий на меня. Детективные рассказы и повести

– Заткнись, Вадим, не мешай! – убедительно попросил Саша. – И что он сказал, Таня?

– Сказал, что убьёт, – Таня смотрела прямо в глаза Саше.

– Ты это зачем говоришь?! – заорал Вадим. – Перед кем сейчас выпендриваешься?

– Вадим! – вмешался в беседу отважный Брюс. – Так же нельзя с девушкой…

– Ах, какое благородство, Брюс! – Марецкий оскалился, как бешеная лиса, и Брюс от него отшатнулся. – Ты не очень-то волнуйся о том, чего мне нельзя с девушками! Ты лучше скажи нам, с кем это Витька этой ночью в лесу Таню застукал?

Брюс онемел и позеленел лицом, под цвет своей рубашки.

– Ну да, с Брюсом! – тяжело дыша, произнесла Таня. Когда она в бешенстве, ей страшно идёт и комбинезон этот дурацкий, и даже ботинки. – Мы с ним, Вадя, целовались, а ты за нами, Вадя, подсматривал, потому что тебе завидно…

– Вадим, – собрав всё своё мужество, снова подал голос Брюс. – Это просто не знаю как непорядочно с твоей стороны! Если Таня сама не хотела об этом говорить…

– Таня не хотела говорить, порядочный ты мой, – отчеканил Вадим, – потому, что ей и на тебя плевать, и на Витьку плевать, и на целый мир. Она вот по этому Микки-Маусу со вчерашнего дня сохнет! Она перед этим Микки-Маусом не желала признаваться в том, что целуется с кем попало! И целуется-то для того только, чтобы он внимание обратил!

– А давайте вы все сейчас заткнётесь?! – предложил Саша Брославский. Голос его прозвучал внезапно и убедительно. Воцарилась идеальная тишина, а в ней послышался хруст веток – это возвращался из своего болота на поляну умиротворённо улыбающийся Толя. В руках он тащил два хилых, но безусловно ядовитых на вид гриба.

– Отвечаю на твой вопрос, Вадим. Нет, голову проломили не Витьке Светлову. Нет, голову проломил не Витька Светлов. Там лежит какой-то деревенский мужик лет сорока, которого ни я, ни Миша, ни Брюс в глаза не видели раньше. Далее. Меня зовут не Микки-Маус. Меня зовут Александр Брославский, для друзей – Саша, но друзей у меня тут нету! Сейчас ты попьёшь чай, и все вы попьёте чай, потом соберёте манатки и пойдете туда, куда я вас поведу, чтоб не заблудились! Вы меня за этим позвали, так что – будьте добры! И молчите! Это вам добрый совет: пейте чай и молчите!

– Ах, чай?! Ну, приятного аппетита! – огрызнулся Марецкий, спрыгнул на песок и побрёл к реке, на ходу надевая наушники. Майя, продолжая помешивать заварку в котелке, вдруг разревелась, как детсадовка.

– Ты чего? – удивился Левин, на всякий случай обнимая её.

– Всё же было нормально! – отчаянно хлюпала носом Майя. – Вчера же все было нормально… Вы идиоты все, ребята! Вы идио-оты!

Толя добрался наконец до палатки и несколько раз обвел присутствующих глазами. Он, конечно, слышал, что Вадя Марецкий опять с кем-то полаялся. Дело-то житейское, на то он и Вадя Марецкий, чтобы со всеми лаяться. Право же, это пустяк по сравнению с загрязнением родной природы, с духовным вырождением страны, с тем, что никто уже не помнит песню Мурашова «Покров на Нерли»… Так чего же все стоят как на похоронах, чего же все молчат, а у обеих девушек глаза на мокром месте?

– Ребята, – осторожно поинтересовался Толя, – случилось что-нибудь, а?..

…Светлов не врал про убийство в этом лесу двенадцать лет назад. Я здесь жил, я сам слышал про смерть в Муравьином лесу. Может это как-то относиться к нам? Нет. Бред. Даже если девятилетний Витя Светлов встретил на лесной тропинке настоящего маньяка, тот маньяк давно пойман и расстрелян. Хорошо, даже если нет. Даже если в посёлке Верхние Оселки до сих пор обитает престарелый убийца, Сжигатель Муравейников, с чего бы ему случайно возобновить свои преступления именно той ночью, когда «Бригантина» припёрлась поглядеть на страшный лес?..

…С Марецким, пока собирали рюкзаки, не разговаривал вообще никто, а он, в свою очередь, делал вид, что слушает «Наутилус», хотя кассета в плеере давно не крутилась.

Таня Таволгина мужественно вытерла глаза и старалась ни на кого не смотреть. Но когда уложили и стали разбирать рюкзаки, она потребовала себе светловский:

– У меня же всё равно рюкзака не было. А Витин теперь – лишний. Я понесу…

– Куда ты его понесёшь? – ласково осведомился Саша. – Тебе бы самой дойти в этих башмаках. Ты и так в них по лесу идёшь, как Пятачок с перебитыми ногами…

Брославский не смог бы пояснить, откуда он взял красочную метафору, но она сработала. Таня не заплакала снова, не закричала от ужаса и даже не пнула его ботинком по ноге. Она просто отошла к реке и не мешала всем остальным молча, а потому быстро и аккуратно сворачивать лагерь. Заботливый о природе Толя вылил на кострище два котелка воды, послушно подхватил на плечо лишний рюкзак и поинтересовался:

– А куда идём?

– В Чухонские Оселки. Километров шесть по лесной дороге. Там тоже автобус ходит.

Тронулись по хорошо знакомой тропинке к доту. Шли гуськом. Марецкий не желал идти вместе со всеми, не мог идти позади всех, потому что там плелась жёлтая кобыла, и не мог уйти вперёд, потому что понятия не имел, куда сворачивать. Поэтому Вадим пёрся по лесу, утомительно мелькая между соснами. Благо лес тут не густой.

Возле дота Брославский снова пересчитал всех по головам. Майя и Левин, кажется, приняли эту остановку за обряд прощания с заколдованными развалинами и смотрели на куски железобетона как на экспонат в музее.

– Это здесь? – страшным шёпотом спросила Майя.

– Нет, – точно так же ответил ей Левин. – Убили мужика у моста, а мост там.

– Я про ваш муравейник!

– Муравейник погас.

– А он горел?

– Что, не видишь, что ли? Слушай, сколько у нас топоров было всего?

– Твой и Толин. Твой я прицепила к рюкзаку.

Толя уже вытащил из-за пояса топорик с резиновой рукояткой и с доброй улыбкой протянул Левину:

– Надо?

– Мне не надо!

– Помолчите, а? – попросил Саша и прислушался.

Со стороны моста неслась какая-то разноголосица. Там собралось изрядно народу.

– Вот менты и приехали. Так что пойдём отсюда поскорее, – сказал Брославский.

Счастливые дети. Они ещё обдумывают возможность того, что в финском доте живёт древнее зло в виде заскорузлого старичка-почтальона, что Виктор Сергеевич Светлов его странным образом разбудил. Романтики у костра, что с них взять. Каши с ними не сваришь.

Сейчас я уведу их подальше от места преступления.

Я сказал им, что это всё ерунда, что Светлов никого не убивал и сам не помер от рук своего детского кошмара. Я сам-то в этом уверен? Мог я ошибиться там у моста? Убитый одет в брезентовую куртку, джинсы и в светлую рубашку. Примерно того же роста и сложения. Но это не Светлов. Покойному далеко за сорок, волосы с проседью, он живёт не в городе, он пьёт водку. Я редко вижу трупы, я знаком со Светловым один день. Мог я спутать мёртвого барда с мёртвым деревенским хануриком, если пользоваться лексикой того же Светлова? Нет. Бред.