Жюль Мари - Ошибка доктора Маделора. Серия «Мир детектива: Франция»

Тут Пиэкер замолчал.

Он достал из своего кармана измятые и засаленные бумаги и разложил документы перед Анной Комбредель.

– Вот доказательства! – сказал он.

И его грубый смех разлетелся по комнате.

– Читайте, нате!

Пиэкер захохотал вторично.

– Не дурно, не правда ли? Все налицо! Как видите, брак между нами, действительно, заключен… Я никогда не забуду этого восхитительного дня, никогда! Мы заключили наш союз, уже около пяти лет. Надо же было положить всему законный конец. В настоящую минуту, если вам будет угодно увидеться с вашей матерью, то доложу вам, что старуха дожидается вас в Шато.

У Анны хватило силы до конца прочитать бумаги. Она не обращала внимания на то, что ее глаза застилают слезы. Она читала и читала.

Краска стыда залила ее лицо. В глазах зажегся недобрый огонь. Когда она закончила свое чтение и обратилась к своему посетителю:

– Чего же вы требуете от меня?

Пиэкер, при этом вопросе, поднялся со своего места. Он положил свою палку и шляпу на камин. Затем, заложил свои руки в карманы и сказал:

– Чего я от вас требую? Вот странный вопрос! Дело, ведь, в сущности-то, такое простое. Вы богаты. Вы не станете этого оспаривать, не так ли? Я уже наводил справки на этот счет. Комбредель, ваш муж, в вас, что называется, души не чает. Что касается лично вас, то я знаю, что у вас не Бог знает какие средства. Но что вам стоит попросить денег у Комбределя? Женщины, вы сами это знаете, такие уж создания, которые всегда смогут выманить у мужчины все, чего только захотят. Я сам знаю это по опыту. Антония меня во все посвящала.

Тут он замолчал. Казалось, углубился в какие-то размышления. Но потом, он как бы встрепенулся и сказал:

– Да, одним словом, вот в чем дело. Каждый год вы будете предоставлять нам средства для существования. Надо же мне как-нибудь сводить концы с концами. Я аккуратно, в определенный срок, сам буду появляться за назначенной помощью.

Анна сделала жест нетерпения и нетерпеливо передернула плечами.

– Да вы, пожалуйста, не беспокойтесь, – воскликнул Пиэкер. – Во всяком случае, я приму свои предосторожности, чтобы меня не заметил ваш муж… Вообще, доложу вам, я враг всяческих принуждений… люблю свободу… Вы определите сумму… Я вполне полагаюсь на доброту и щедрость вашего сердца.

Анна, вместо ответа, только кивнула головой.

– Вот видите! Я, следовательно, не ошибся! – усмехнулся непрошенный гость. – Вы славная, добрая барыня… Господь Бог воздаст вам за это сторицей… Но мы с вами еще не совсем покончили с нашими делами… Нам дольше невозможно оставаться в том крайне бедственном положении, в каком мы сейчас находимся… Да и притом, у нас, собственно говоря, ничего нет… во всем недостаток! Для того, чтобы помочь нам выбраться на прямую дорогу и помочь, как следует, вам надо будет нам предложить сразу единовременное пособие, небольшой капиталец в три или четыре тысячи франков – не более того!

– Три или четыре тысячи франков!

– Да. Конечно, ведь, это немного, не так ли, госпожа? Но с нас этого будет вполне достаточно. Мы – народ рассудительный…

– Но у меня нет таких денег!

– Пустяки!

– Право же, нет!

– Найдете!

– Нет, нет, вы требуете от меня невозможного!

– Ничуть.

– Говорю вам, что невозможно… Придется сказать все мужу… Какой будет это удар для его сердца.

– Ну, это ваше дело. Сами думайте! С меня хватит тех денег, которые я захватил с собой, чтобы прожить здесь, в Шато, вместе с моею старухой.

Анна ломала руки. Пиэкер, казалось, не обращал на это никакого внимания.

– Я даю вам целый месяц срока. Этого, не правда ли, вполне достаточно для того, чтобы придумать какой-нибудь способ. Еще бы, в самом деле. Легко сказать – целый месяц! Но предупреждаю вас – берегитесь! Если вы пропустите сроки, в этом случае, я не замедлю явиться к вам вместе с Антонией! И, клянусь вам – это, впрочем, между нами, конечно – не дай Бог, если она выпьет в этот день больше обыкновенного – тогда ее посещение не станет приятной новостью ни для вас, госпожа, ни для вашего муженька – господина Комбределя… Буду честен, советую вам как можно скорее устранить эту неприятность…

– Но, ведь, это же невыносимо, невыносимо! – дважды повторила бедная женщина.

Пиэкер посмотрел на нее и пожал плечами. Затем, взял с камина палку и шляпу.

Анна не трогалась с места…

– Итак, до свидания, стало быть! До свидания, дитя мое! – произнес Пиэкер. – Все вопросы, как мне кажется, мы с вами обсудили…

Сказав это, он очень близко подошел к госпоже Комбредель.

– Неужели нельзя поцеловать мужа своей матери, перед его уходом? – спросил он у молодой женщины.

Анна попятилась назад. Сердце у нее упало.

– Вот как? – воскликнул Пиэкер.

Всем видом показывая, как ему неприятна эта сцена.

– Вы хотите сказать, – продолжал он, – что я вам противен. Еще бы! Мне уже не двадцать пять лет. Но в то доброе, старое времечко и мы тоже имели успехи. Нечего понапрасну Бога гневить! Бывало, на публичных балах какие штуки откалываешь! Брал, бывало, у женщин, с которыми танцуешь, их головные уборчики и продавал их, чтобы заплатить четыре су за кадриль… И что бы вы думали… Ни одна, бывало, девочка не рассердится…

И он улыбнулся самодовольной улыбкой.

– Поцелуй, следовательно, за вами, барыня? Ну, что ж, подождем до следующего раза!

И он вышел из комнаты. При этом, как-то весь съежился.

А у Анны в ушах, как громкое эхо отдавались звуки его шагов в тех комнатах, по которым он шел.

После ухода Пиэкера, Анна погрузилась в невеселые размышления.

Тридцать лет прожила она, убежденная в безукоризненности своего отца и своей матери. Она думала, что она дочь честного человека и честной женщины. Сколько раз, бывало, она плакала, чувствуя в глубине души, что доброе расположение к ней Батёров не способно заменить собой материнской любви.

При воспоминании о том семействе, к которому она принадлежала, но о котором не имела ни малейшего понятия, ее сердцем овладевала какая-то непонятная грусть. Ее душа была переполнена нежными чувствами к неизвестным людям!

Имя Антонии, в силу какого-то неведомого внутреннего побуждения, она невольно упоминала с именем Пресвятой Девы в своих молитвах.

И что же вдруг оказывается! Это ужасно, ужасно!

В своем воображении она создала для себя какую-то особенную жизнь, жизнь, целиком сотканную из воспоминаний. В ее голове воскресали ее отец и мать. Иногда она настолько сильно увлекалась своими мечтами, что ей представлялось, что она видит своих родителей как бы наяву.

В ее грезах и отец, и мать были окружены таким поэтическим ореолом. Для воспевания своих покойных родителей она не поскупилась и потратила на это все свое воображение, которое в женщинах, как известно, обычно бывает как-то по особенному богатое.