Тимур Штоль - Июль. Добро и Свет

Она вошла в папку «барбариска», что была в папке «документы». Пролистав древо, и наткнувшись на это название, она незамедлительно кликнула именно его. Потому что, когда муж любил её ночами, а потом запыхавшиеся они валились на кровать, отпустив друг друга, и Настя укладывала голову на его широкое плечо, Самсон называл её своей конфеткой и рассказывал, как он в детстве любил барбариски. «Мама всегда покупала их в день зарплаты, – говорил он. – Они были волшебно кисло-сладкими и таяли во рту. Как ты». Он говорил это часто.

Нажимая на правую кнопку компьютерной мышки, она улыбалась своим воспоминаниям.

Папка была пустой. Но Настя знала, что такого быть не может. Она вошла в настройки и включила опцию «отображение скрытых файлов и папок». Теперь в папке «барбариска» появился видеофайл. Настя открыла его, и на экране возникло лицо Самсона. Он улыбнулся ей, прищурившись, как делал только тогда, когда они были наедине, и заговорил:

– Настюша, если ты сейчас смотришь это видео, значит то, чему я тебя учил, пора применять на практике.

Настя смотрела на него. Улыбалась. И чувствовала его присутствие. Мягкий тембр его голоса. Его запах. На своих плечах его нежно обнимающие руки, которые не позволяли даже предположить, что она может остаться без поддержки.

– Я не буду долго рассказывать, как тебя люблю. Тебя и нашу Нежу, – продолжал говорить он с экрана. – Вы – моя жизнь. Знаю – ты знаешь. – Мужчина улыбался сквозь бороду. – Я вспоминаю пчёл, глядя на нас с тобой. Они живут семьёй. Как и мы. Носят нектар в соты. В маленькие ячейки из воска. – При этих словах Самсон, прищурив левый глаз, показал большой и указательный пальцы правой руки, почти касавшиеся друг друга. – Чтобы потом в этих ячейках образовался мёд. А потом этот мёд ели молодые пчёлы, которые появятся в улье. В семье. Тем более, если вдруг зима, и станет невозможно вылетать за пределы деревянного дома. Я бы хотел, чтобы у нас с тобой была одна ячейка на двоих. Ты бы знала, как ею распорядиться, если со мной что-то произойдёт. Мы бы тогда обязательно пережили любую злую зиму. Ты, Нежа и я. Особенно ты и Нежа. Обожаю тебя. Ты самая лучшая женщина на свете.

Самсон замолчал. Ещё раз улыбнулся. И видео закончилось.

Настя смотрела в экран, уткнувшись в сцепленные ладони. Кому-то могло показаться, что Самсон несёт полную чушь. Кому-то. Но только не ей. Она прекрасно поняла, о чём шла речь. Самсон не мог говорить напрямую. Скрыть папку в доступе – мелочь. Любой школьник, копаясь в компьютере с целью добыть что-нибудь спрятанное, сразу отобразит её на экране. Самсон это понимал. Потому сделал видео как будто недоступным, но послание понятным только ей. Насте.

Ключевым словом в его монологе было слово «ячейка». Настя знала, что у них есть банковская ячейка на двоих. В банке, что прямо напротив их дома. Самсон всегда говорил: «Если хочешь спрятать, положи на видном месте». Она никогда не спрашивала, для чего эта ячейка нужна. Теперь поняла. Для экстренного случая. Случая смерти её мужа.

Настя провела кончиками пальцев по зажмуренным глазам, чтобы вытереть набежавшие слёзы. Она всегда ценила, благодарила и удивлялась тому, как Самсон заботился о ней и об их совместной дочери. Прошло много лет после их встречи и времени влюблённости. Её – в криминального романтика, сидевшего в тюрьме. Его – в свою спасительницу, рисковавшую собственной жизнью ради его благополучия. Казалось, за всё прожитое время, все влюблённости, благодарности и прочие чувства должны были утратить свою актуальность, но он всегда боготворил её, несмотря на свои увлечения, безбашенность и непредсказуемость. А она ценила его за это. Да и не только за это. Она не переставала видеть в нём того Самсона. Яркого и харизматичного, в которого влюбилась и за которым пошла. Что бы ни происходило, она всегда знала, что Самсон принадлежит только ей. А она ему.

Они завели ячейку давно. Сразу после приезда в Москву и покупки квартиры. Самсон попросил положить ключ от неё там, где никто не сможет его найти и никогда не забывать про это место. Настя, помня про рекомендации мужа, повесила ключ в рамку на стене в комнате у дочери. Потом купила ещё с десяток ключей различной формы. Тоже поместила их в рамки одинакового размера и оформила стену в детской разбросанными рамками с ключами. Выглядело необычно, интересно и загадочно.

Место первого и самого главного ключа, Настя помнила всегда, но уже не придавала этому значения. До сегодняшнего вечера.

На сегодня она решила больше не копаться в документах и лэптопе своего мужа. Убрала его вместе с блокнотом обратно в сейф. Выключила свет в кабинете и прошла в гостиную, где уложила свою спящую дочь на диван. Рядом с раскрытой на полу урной и разбросанными игрушками.

Она вытащила ложку из урны с остатками праха. Отложила её на пол. Закрыла сосуд, обтёрла и поставила его на журнальный столик. Посмотрела на дочь, улыбнувшись. То ли грустно, то ли нежно. Бережно просунула под неё руки и подняла. Нежа спала крепко. Лишь промурлыкала что-то невнятное.

Настя уложила дочку в постель не раздевая. Прикрыла одеялом. Бросила взгляд на стену. Ключи на стене оставались в молчаливой нетронутости. До утра что-либо делать было бесполезно. Женщина боялась разбудить ребёнка. А банк начинал работу только с девяти часов. То, что лежало в ячейке, могло напугать не меньше, чем придать сил. Потому торопиться не стоило. Или не хотелось.

Поцеловав дочку, Настя на цыпочках вышла из комнаты. В гостиной она ещё раз бросила взгляд на остатки пепла на полу возле куклы. Мысленно улыбнулась покойному мужу. Подумала, он уж точно не ожидал, что станет игрушкой для своей дочери после собственной смерти. Хмыкнула, словно от радости. Решила, что её Самсону было бы очень приятно такое узнать. Прошла в ванную комнату.

Стоя под душем, она вспоминала своего мужа. Его крепкие руки. Большое лицо. Закрыв глаза, она представляла, как он её обнимает. Вспоминала, как он обнимал её в ту ночь, после побега. Когда, дожидаясь самолёта и, не веря в то, что Самсон по поддельным документам сможет взойти на его борт, они вдвоём спали на одноместной кровати в какой-то съёмной квартире. В квартале для бедных. Он тогда буквально ворвался в её тело. Жадно и в то же время нежно. А она взлетела в своих ощущениях и, казалось, могла коснуться звёзд своими ладонями. То была волшебная ночь. После были ночи и ярче, но таких волшебных больше не случалось никогда.

Но, почему-то, стоя под струями воды и вспоминая на самом пике своих ярких ощущений, когда тело захлестнула разрывающая волна переживаний, Настя увидела перед закрытыми глазами лицо Измаила. Испугалась.

Зашла в спальню. Позволила синему махровому халату сползти с её тела. В это время телефон на тумбочке возле кровати завибрировал. Номер был неизвестен. Настя смотрела на экран, думая, что не будет брать трубку. Но настойчивый рингтон не прекращал своё жужжание. Первый раз. Второй. Третий.