Елена Джейхан - Память плоти. Психологический детектив

Леди Гейл Вордсворт планировала свое триумфальное возвращение в Лондон.

Вадим сидел на воскресной группе анонимных алкоголиков. Это была одна из его любимых групп, при церкви, в которой батюшка оказался настоящим христианином: помещение предоставил, но в дела группы не лез и вообще привечал всех, поэтому в эту группу ходили не только православные, но и татары-мусульмане, и девушка-буддистка и даже пастор из евангелистов. В общем, хорошая была группа, здесь было и несколько тех участников, чьим «спонсором» уже несколько лет назад был Вадим – его срок трезвости был самым длинным в этой группе. Он почти машинально повторил молитву: «Боже, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость отличить одно от другого». Весь в своих мыслях, он автоматически представился: «Я алкоголик, меня зовут Вадим», мазнул взглядом по двум новеньким, которые смущенно пробормотали незапомнившиеся имена. Тотчас же ему стало стыдно: он сделал усилие и включенно, с удовольствием прочитал в переданной ему книге содержание восьмого шага: «Составили список всех тех людей, кому мы причинили зло, и преисполнились желанием загладить свою вину перед ними». Он замолчал и, пока участники группы сначала вяло, а потом все более страстно вспоминали тех, кому причинили зло, молча сидел и пересматривал свой список. Список Вадима был необычным: в две колонки. В одной значились четырнадцать человек солдат взвода из шестнадцати – это был постоянный список.

Во второй колонке были перечислены родные и друзья Вадима, его школьные учителя, случайные участники ДТП и прочие важные и неважные люди, большинству из которых Вадим прижизненно или посмертно уже принес свои извинения. Сейчас в нем было не вычеркнуто только одно новое имя: Лидия Воронкина.

После красноречивой паузы за сбивчивым рассказом тяжелого и бестолкового мужика Максима о том, как он бил жену и детей, Вадим сказал свое слово:

– Вчера я был у друга… прекрасная семья, отличный день, даже… выпить не хотелось.

Группа покивала, так как оценила забавное определение Вадима: «Действительно, отличный день!»

– Там была женщина, неприятная такая, знаете, которая все знает, всех судит…

Группа улыбалась: большинство из присутствующих были из тех, кого жестоко судили и/или тех, кто сам судил всех и каждого. Эта тема была популярной: у алкоголиков всегда были свои значимые отношения с гордыней.

– Так вот, я и говорю, неприятная женщина. Хотя кто я, чтобы ее судить? Я ее не знаю… может, она оказалась бы приятной в каком-то другом случае… может, выпила лишнего… не знаю я. Она нападала на всех зависимых, говорила, что всех сажать надо, и я… в общем, я не справился с гневом.

Группа сочувственно молчала: каждый из присутствующих слышал в свой адрес всякие пожелания, в основном от «чтоб ты сдох» до «дорога тебе в ад». Участники пригорюнились. Вадим продолжал:

– Я ее фашисткой назвал… но она ведь такая же, как мы… там трагические обстоятельства: ребенок, муж… не хочу пересказывать. Она также в «тюрьме», и никого рядом… одиночество такое!

Это группа тоже понимала, как понимала и то, что этот круг света по воскресеньям был часто их единственным местом, где каждый из них хотя бы на время был избавлен от боли никомуненужности, где рядом с каждым был другой. С каждым: даже с доведшим семью до отчаянного побега в неизвестном направлении Максимом, даже с убившим по пьяни в ДТП и отсидевшим Русланом, даже с бомжихой Розой, которая на каждом собрании сообщала: «Срок трезвости – один день».

Казалось, даже мертвые солдаты, те, четырнадцать из первого списка людей, которым причинил зло Вадим, сочувственно молчали.

– Спасибо, Вадим!

– Спасибо!

– Спасибо, Вадим, что поделился!

Все воскресенье той, за кого так горячо переживал Вадим, тоже было тревожно. Она рано уехала от друзей, с которыми почувствовала себя неловко, и, вместо дома, завернула на работу. Здание на набережной Академика Туполева встретило ее гулкими пустыми коридорами, тихими кабинетами и не работающим по воскресеньям буфетом. Она зарядилась кофе и иностранной шоколадкой из автоматов и приступила к чтению материалов по делу Терлецкого. Повестки были разосланы, и начало следующей недели грозило быть напряженным. Следователь Воронкина перечитала информацию, собранную по семье потерпевшей, по сотрудникам клиники, написала пару служебных имейлов, в том числе СоложЕницыну с просьбой о содействии с семьей олигарха и Араеляну с «волшебным пенделем», в котором он, скорее всего, не нуждался. Лидия шуршала листками, мысли ее текли плавно, но вяло: «И в чем мотив? Зачем полуживую женщину куда-то тащить? Может, выкуп? Или зачем-то нужно было спрятать ее труп? Зачем?»

В этом странном деле у Лидии не срасталось ничто с ничем: «Если она была нужна живой, то зачем? Деньги? Месть? Сексуальный интерес? Способ воздействия на Терлецкого? Может, убивать ее к клинике почему-то было не с руки? Надо порыться в ее жизни до того…» Она полистала справочные материалы, оказывается, потерпевшая уже была замужем. «Ни хрена себе! В двадцать семь уже второй брак: торопилась девушка, наверное, товарный вид потерять боялась. Впрочем, срок давности с развода семь лет… Нет, не греет!» Лидия отвлеклась от семейно-амурных дел потерпевшей и взглянула на список сотрудников клиники «Гиппократ». По общему мнению, Лаура была фантастически привлекательной… неужели настолько, чтобы ее полумертвой трахать? Лидия брезгливо поморщилась: после стольких лет работы с темными сторонами человеческой натуры она все еще сохраняла неравнодушие в таких случаях, как этот: «Бедная женщина, воспользоваться таким беспомощным состоянием… только мужики на такое способны… да, они на все способны».

Лидия с неприязнью вспомнила вчерашнего мужчину, который ей сначала даже понравился своей деликатностью, хотя она в этом не признавалась даже себе. «Впрочем, как и все они… с гнильцой… алкаш». Она даже вытерла руки гигиеническими салфетками, как бы стирая с них след взаимодействия с неприятным типом. Раздался звонок. Она с недоумением, а потом и с осуждением смотрела на экран мобильного: там висел звонок от этого самого неприятного типа, который был записан у нее в контактах как В., друг Солдатенкова.

В то время как Вадим дважды набрал ее номер с мыслью извиниться и загладить «зло, которое причинил», она смотрела на экран и думала: «Нет, больше никогда, никаких знакомств, дружб, любовей, брака, теперь только дело». А телефон звонил и звонил. Тогда она сбросила звонок. «Если теперь не дойдет…» Но до В., друга Солдатенкова, видимо, что-то дошло, и звонки прекратились.