Майкл Бранд - Сказания Древних

– Тетя Гертруда, можно вас попросить…

– Да? – удивлённо приподняв бровь, спросила она.

– Я хотел бы поговорить с Беатрис, – уверенно продолжил он.

Хозяйка дома понимающе кивнула.

– Хорошо, Грегор. А я пока провожу Каспара…

Она вышла вместе с чародеем, оставив Грегора и Беатрис наедине. И едва девушка услышала скрип закрывающейся за Гертрудой двери, отделявшей кухню и прихожую, как сразу подбежала к Грегору и крепко обняла его. Он почувствовал, как ее грудь дрожит, и, когда она ослабила свои объятия, он внимательно посмотрел на нее. Беатрис плакала: слезы катились по ее щекам, и она никак не могла этому помешать. Грегор ласково вытер ее слезы и мягко, нежно поцеловал ее в губы, запустив руку в ее пышные волосы, вновь обняв ее как можно крепче.

Они с трудом закончили этот поцелуй, не желая расставаться друг с другом. Глаза Беатрис снова стали влажными, но Грегор, не отпуская ее руки, успокаивающе произнес:

– Не плачь, дорогая. Всего несколько дней, и мы снова увидимся…

Она вытерла свежие слезы рукавом своего платья и произнесла тихим, немного надорванным голосом:

– Я буду ждать тебя, любимый…

Грегор взглянул на нее и пообещал себе, что сделает все, чтобы она была счастлива с ним, совершено забыв о том, что такое слезы. Он осторожно обнял ее и с огромным трудом прошептал:

– Мне пора идти, Беа.

Беатрис крепко прижалась к нему и, отпустив лишь через несколько секунд, переборола очередной прилив слез и заботливо произнесла:

– Будь осторожнее. И помни, что я люблю тебя.

– Как и я тебя, мой ангел.

Она удивленно подняла на него глаза, услышав это милое для нее имя, как вдруг из прихожей раздался нетерпеливый крик Каспара:

– Грегор, поторопись!

– Иду! – крикнул он в ответ и продолжил уже тише, – Пока, Беа.

Грегор улыбнулся ей, медленно развернулся к двери и вышел, чувствуя непомерную тяжесть, тисками сдавившую ему грудь. Оставшись наедине с собой, Беатрис села за стол и зарыдала, уже не в силах сдерживаться.

Сам же наёмник быстро обулся, забрал свой меч и, ещё раз поблагодарив Гертруду за гостеприимство, быстро покинул ее дом в сопровождении недовольного и ворчащего Каспара. Он слышал плач Беатрис, и на душе у него было ещё неспокойнее. Но лишь понимание того, что он увидит её после того, как разберётся с делом всей своей жизни, отрезвляло его, не давая ему вернуться в дом Гертруды за своей любимой…

А тем временем, проводив Грегора и Каспара, Гертруда вернулась на кухню и, застав свою рыдающую племянницу, попыталась успокоить ее, но безуспешно – Беатрис не могла и не хотела ничего слышать. Тогда Гертруда решила действовать по-другому: она спустилась в кладовку и достала несколько листиков лаванды и иван-чая, потом поднялась обратно на кухню и сварила Беатрис чай. Девушка с благодарностью выпила его и вскоре почувствовала, как ее тело начинает медленно расслабляться, постепенно переходя в состояние сна.

Потом Гертруда заботливо довела Беатрис до своей кровати и уложила ее спать, убрала все на кухне, проверила, закрыт ли замок, и потом легла рядом с племянницей, которая уже давно спала, не дождавшись своей тёти. Поэтому Гертруда решила отложить разговор с ней на следующий день, и, перевернувшись на другой бок, быстро уснула, уставшая после такого насыщенного для нее дня.

Бледный лунный свет озарил кабинет Олерона этим безветренным и крайне спокойным вечером, застав его лежащим постели и занятым чтением книги «Ночи Альзура». С интересом перелистывая страницы, он словно уходил в ее неизведанный и полный опасностей мир – мир первой Эры, когда в Хальмстаде только стали появляться маги, желавшие бороться с Древними, и когда был основан орден Незримых, который со времён своего создания всегда был на стороне тех, кто больше ему платил.

Олерон перечитывал эту книгу уже в третий раз, с надеждой полагая, что именно ее чтение поможет ему быстрее уснуть. Однако сегодня он не смог проверить свою догадку – в дверь несколько раз постучали, и Олерон, окончательно потерявший всякий настрой читать уже знакомое произведение и нетерпеливо ждать столь драгоценного для него сна, нервно отбросил книгу и недовольно крикнул:

– Открыто!

В кабинет вошёл один из посвященных – совершенно худой юнец, трясущийся от страха, словно за ним гнался оживший древний монстр.

– Вас вызывает Старейшина, – прерывистым голосом произнес он.

Олерон резко подскочил с постели, быстро накинул легкий плащ на своё сухое и неестественно бледное тело, желая прикрыть свои шрамы, служившие ему напоминанием о временах его боевой молодости, и раздраженно оттолкнул посвященного, так не вовремя вставшего в дверях.

– Ну, что встал, олух! – рявкнул он, – Дай пройти!

Через следующее мгновение он, словно выпущенная стрела, вылетел из своей комнаты и. побежал в кабинет Старейшины, но, придя на место, с досадой обнаружил отсутствие своего мастера. Оглянувшись, он вновь увидел юнца, принёсшего ему эту весть, и с прежним раздражением крикнул на него, подскочив к нему:

– Почему ты мне не сказал, что Старейшины нет в его кабинете!?

– А вы и не спрашивали, – попытался дерзнуть юнец и сразу же схлопотал за это пощечину от своего наставника.

– Где Старейшина!? – не своим голосом гаркнул на него Олерон.

Юнец осторожно поправил челюсть, и, сплюнув себе под ноги, глухо ответил, не поднимая головы:

– Он сейчас в лазарете.

На лице Олерона появилась злобная усмешка – его мечта осуществлялась сама собой, и он был особенно рад тому, что ему не пришлось марать свои без того грязные руки убийством старика. Ведь сейчас, волею непредсказуемой судьбы, единственный человек, с мнением которого он был вынужден до сих пор считаться, находился при смерти, совершенно неспособный к управлению Братством.

Однако Олерон не успел вовремя спрятать свои эмоции – посвященный мельком взглянул на него, но его наставник, ослеплённый резко нахлынувшим на него счастьем, с трудом собрал в голос всю трагичность и поспешил исправиться:

– Умеешь не вовремя подлезть под руку, – проворчал он и, неловко похлопав юнца по плечу, с искренней улыбкой прибавил, – Когда мастер выздоровеет, получишь несколько ударов плетью за свою нерасторопность и упрямство.

С этими словами Олерон резко развернулся и уверенной походкой направился в лазарет. Прежняя усмешка озаряла его некогда хмурое лицо – ведь даже сейчас он полагал, что его будущая власть, которая будет построена на устрашении, даст большие плоды, чем вся работа его мастера. Но посвящённый, оставленный им в полутьме, каждую ночь окутывавшей всё логово Незримых, думал совсем иначе, дрожа от бессильного гнева и ненависти к своему наставнику.